Рассвет пламенеет

— Никак нет. у связистов имеется свой. Просвещение в групповом порядке. Бубнили попеременке. Жаль — конец ужасно нехороший. А вообще — душевная книга. Дрались-то как!

— Кто же тебе больше всех понравился?

— А все гладиаторы. И особенно Спартак. Жена-то Валерия любила его как, а?

Симонов взял с плеча Пересыпкина полотенце и, вытирая руки, спросил:

— Знаю, жена у тебя есть, а дети?

— А как же, товарищ майор, — трое! В Проснице — Кировская область. Жена — счетовод в колхозе, детишки — так себе, мелюзга, но подрастают. А забавные мальцы! Вернусь — пожалуй, батьку они не узнают!..

— Скучаешь?

Пересыпкин приложил руку к груди.

— Частенько свербит вот тут. Да ничего, я же такой не один. У каждого своя болячка.

Симонову нравилась словоохотливость земляка. Чтобы отвлечься, он иногда заводил с ним разговор. Даже спрашивал у него совета: «Потолкуем, что ли, Пересыпкин?»

Уже совсем рассвело. Дробь автоматных очередей со стороны противника не привлекала внимания Симонова.

— Мельников, давай штаб дивизии, — приглушенно распорядился он. — И живо!

Мельников и сам сгорал от нетерпения узнать, что же произошло с комиссаром Рождественским в прошлую ночь.

Но и на этот раз из штаба дивизии ответили коротко:

— Никаких сведений нет.

— Никаких сведений? — домогался Симонов. — Что-о? На меня комдиву пожалуешься? Слушай, гвардии… Булат… Слушай! — закричал Симонов и в сердцах бросил трубку.

— Ругается? — спросил Мельников.

— Душа у него есть, что ли? Балалайка, а не душа! «Все само объяснится, ждите». Легко сказать!..

Симонов свернул цигарку в палец толщиной и дымил ею, пока не обжег пальцы. Долговязый батальонный писарь Зорин не один раз порывался подать на подпись строевую записку. Но каждый раз Мельников многозначительным взглядом останавливал писаря. Однако Симонов не забывал порядка дня.

— Мельников, что вы тянете со строевой?

— Есть строевая!

Симонов подписал, не читая. Он посмотрел на восходящее солнце. Славный ветерок едва колебал траву. Но вот взор его снова упал на строевую записку. В глаза бросилась самая нижняя графа: «убитых за прошлый день восемь человек». Ткнув обкуренным пальцем в зловещую цифру, он тяжело проговорил:

— Мельников, это точная цифра?

— Товарищ майор… — он развел руками, переступая с ноги на ногу. — Вы же вчера еще знали…

XXI

Из-за сопок с северо-запада в расположение штаба дивизии доносилось гудение немецкого корректировщика, двухфюзеляжного «Фокке-Вульфа».

— «Жаворонок»! — с усмешкой пояснил подполковник Василенко немолодому майору с цветущим розовым лицом. — Он у нас точен до минуты — с угасанием зорьки тут как тут… Так где, говорите вы, формировали вашу войсковую единичку?

— За Камой.

— Уральцы?

— За малым исключением, все мои артиллеристы уральцы, товарищ гвардии подполковник.

На новом месте штаб расположился только с рассвета, — в стороне в земляные выемки еще вкатывались автомашины подразделения связи; возле бугорка солдаты еще швыряли из траншейки желтый песок, но в других окопах уже зуммерили полевые телефоны.

— Быстро вы к нам примчали, — продолжал Василенко. — Артиллерия теперь маневренней пехоты.

— С Урала до Каспийского моря зеленой улицей, — без остановки от узловой до узловой. Потом морем, а от его северной стороны — сюда уже своим ходом.

— Дня два назад моей дивизии придали крепенькое техническое подразделение, — сказал Василенко, обводя взором редкий кустарник и путаницу блекнущего бурьяна. Спасибо уральцам, помощь от них позабыть нельзя!

— Там тоже фронт, — негромко ответил майор-артиллерист.

— Это мы чувствуем, — согласился Василенко. — Да, собственно, только ли на Урале? Мы вот сдерживаем врага, а в тридцати километрах от нас грозненцы качают из недр земли горючее. Разве там не фронт?

— Безусловно, — проговорил командир-артиллерист. — Нас провожали рабочие. «Держитесь, — говорят, — Кавказа не отдавайте!» В Гудермесе моим тягачам подали две цистерны с бензином — вы понимаете… А если бы не было его?!

Подошел начштаба майор Беляев.

— Товарищ гвардии подполковник, из корпуса звонили: к нам должен прибыть полковник Мамынов. Он где-то на правом фланге сейчас.

— Ну, — Василенко вскинул руку, — до скорой встречи, бронебойщик. Заглядывайте, будете гостем…

Предупредив адъютанта, чтобы тот проследил и сообщил ему о приближении комкора, он спустился в землянку.

— Комкор прибывает, — сказал он Кирееву, — должно быть, с чем-то новым, а? как ты думаешь?

Проведя ладонью по карте, тот улыбнулся.

— День становится короче, вот с ночи и плывут новости. Когда прибывает полковник?

— Не знаю, — ответил Власенко.

В землянку вбежал адъютант.

— Хозяин! — полушепотом уведомил он. — Здесь уже!..

— Проворонил, эх! — вскочив, вскрикнул Василенко.

В этот момент вошел полковник Мамынов.

— Товарищ гвардии полковник, — начал было Василенко, но Мамынов, приподняв руку, остановил его:

— На чистом воздухе куда лучше рапортовать, подполковник.

— Я предупредил, но…

— Да, да — вы предупредили, а я появился не с той стороны. Садитесь, Владимир Петрович.

Мамынов присел на место комдива.

— Доложите, о чем сообщает капитан Рождественский.