Рассвет пламенеет

Сидя за столиком напротив стоявшей в небольшой кадочке пальмы, глядя на ее верхушку, он так запрокинул голову, что кадык выдавался, словно в пищеводе у него что-то застряло. С каким-то отупелым вниманием и грустью глядел он на лапчатые и пожелтевшие, уже сохнущие, уныло склонившиеся книзу листья пальмы. Затем устремил блуждающий взор в окно, за которым виднелся подъезд соседнего дома с двумя гранитными львами при выходе, — звери тоже выражали собой какое-то горестное недоумение, и особенно Редера раздражали их премерзко раскрытые и запорошенные снегом каменные рты.

— Когда же, наконец, нам подадут нашу яичницу с ветчиной?! — наконец возмутился широкоплечий немец, позванивая вилкой по пустой тарелке.

— Успокойся, Макс, — еле расклеивая жирные губы, сказал Редер, — может статься, яичницы вовсе не будет.

— То есть — как?.. А что же мы будем есть?

— Виноваты куры, господа, — заметил насмешливо офицер, сидевший за соседним столиком. Другой офицер, молодой и тщедушный, в чине лейтенанта, называл его капитаном Лихтером.

— Почему — куры? — повернувшись не спеша к офицерам, с подчеркнутой солидностью спросил широкоплечий Макс.

— Как почему! — невозмутимо продолжал Лихтер явно издевательским тоном. — Нести яйца — монополия кур. А кому, как не вам, знать, что такое есть монополия? К примеру — монополия по добыче кавказской нефти!

Сказав это, Лихтер сутулыми плечами откинулся к спинке стула и обжигающим взглядом садиста уставился в Макса. Капитан Лихтер старался сохранить надменный вид. Но он уже не был таким холенным, каким Лена Кудрявцева видела его в Ищерской на квартире у Насти. Он поседел. Синеватые мешки под глазами отвисли ниже, и лицо приняло выражение, какое бывает у озлобленного неудачами человека.

Редер почувствовал, что Макс сейчас вспылит или, в лучшем случае, начнет свое неуместное внушение: «Но что это за тон у вас? В нем совершенно отсутствуют интонации воодушевления!» и т. д. и т. п. «Кому это теперь нужно», — подумал он и поспешно вмешался в разговор:

— Монополии, господин капитан, не прихоть и не политика какой-нибудь небольшой кучки людей, и не временный тактический ход или расчетливый прием для обогащения предпринимателей, но неизменная генеральная линия империи.

— О, да! — негромко воскликнул Лихтер. — Формула правления, предначертанная самим богом, разумеется?

— От закона традиций никуда не уйдешь, — сурово продолжал Редер. — Форма экономической структуры — это фактор могущественный. Да. И существующая у нас разумнейшая форма государственного правления без него была бы лишена своей действенной силы.

— О, безусловно! — все так же ехидно воскликнул капитан. — Разумеется.

У Макса в груди бушевала буря, но под предостерегающим взглядом Редера гасла без грома и молний.

— Да, да, — тоном уже дружелюбия продолжал Редер, — без нашего уменья руководить экономикой — даже высокие идеи нашей партии оказались бы скомпрометированными. Так что вы напрасно, я бы сказал, совершенно неосмысленно критикуете монополии, молодой человек.

— А разве я критикую монополии? — издевательски возразил Лихтер. — Монополии критиковать равносильно тому, что лить воду под ветер — все равно сам будешь мокрый!

Редер отвернулся и достал сигару, закурил, делая вид, что больше не обращает на Лихтера никакого внимания. А Макс в это время встал и начал ходить между столиками, время от времени скашивая взгляд на капитана и тщедушного лейтенанта, который что-что нашептывал своему старшему другу. И хотя ему минутой раньше очень хотелось есть, он как-то вдруг позабыл и о ветчине, и о яичнице, — пытался и никак не мог разобраться, что же все это означает? Настроение и слова офицера войск СС поразили его.

Не менее подавляюще подействовали они и на Редера. В сущности ничего неожиданного в словах капитана представитель деловых кругов не находил, что-то в этом роде он уже слышал от военных, но сейчас коробил его сам тон, каким все это было сказано. «Да, нерадостные симптомы, — они ставят перед необходимостью как можно скорее и окончательно определить свою позицию по отношению к руководству войсками на этом чертовом Кавказе», — с раздражением думал он.

Когда, наконец, ужин был подан, Макс, присев к столу, тихо заговорил:

— Господин Редер, позвольте спросить: не кажется ли вам, что слишком определенно начинает обозначаться расхождение между словами наших теперешних политических руководителей и реальным положением дел на фронте? Наших общих дел, черт побери!

— Я не люблю оценивать положение дел по всяким досадным частностям, мой друг, — помолчав, степенно ответил Редер, подвязывая себе салфетку, — хотя и не могу отрицать, что среди войск налицо вредные настроения, — добавил он, кивнув на Лихтера.