Рассвет пламенеет

— Товарищ старший лейтенант, сколько же потребуется снарядов, чтобы накрыть одну точку?

— Начинаем действовать, считайте, товарищ капитан.

В то время, когда Рождественский молча изучал юного комбата, тот отдавал приглушенным тоном по телефону последние указания своей батарее. И вдруг голос его изменился, стал резким и звучным.

— По… пулеметам! Гранатой. Взрыватель осколочный! Бусоль 45–00. Уровень 30–00. Прицел 64. Первому один снаряд. Огонь!

Телефонист быстро передал на огневую позицию команду, отвечая кому-то: «Да!». Через минуту он произнес отчетливо:

— Выстрел!

И сейчас же где-то над головой по воздуху зашуршал снаряд. А впереди, далеко от цели, из травы к небу взлетел столб черной земли и дыма.

— Промах! — с досадой вырвалось у Рождественского.

— Правее один сорок. Огонь!

Громыхнул второй снаряд, но и на этот раз мимо цели. Кудрявцев мысленно прикинул отклонение, взглянул на планшетку.

— Левее ноль тридцать — огонь!

И сейчас же последовала четвертая команда:

— Прицел 70. Батарея, огонь!

Воздух вздрогнул от взрывов. Глядя на окутанную дымом цель, Рождественский сказал удовлетворенно:

— Вот за это благодарность вам от пехоты! — и полез из окопа.

Возвращаясь в первую роту, он услышал, как в яростном гневе в разных местах взревели семидесятишестимиллиметровые орудия, затем пронзительно и злобно откликнулись противотанковые пушки. К чистому небу взметнулось черное облако дыма.

— Началось, что ли, товарищ комиссар? — закричал Бугаев, встречая Рождественского. — Землю-то как взметнуло! Ого-го-го!

Рождественский скатился в окоп, отряхнулся, одергивая гимнастерку. Стараясь казаться равнодушным, взглянул на передний край противника, и ему показалось, что пламя и клубы черного дыма неудержимо катится к нашему переднему краю.

— Наши опасались, что ударят по своим, — сказал Рождественский, — били сначала глубже, а теперь добираются к самым передним окопам врага. Правильная работенка!

Петелин восхищенно кивнул головой.

Пламя взрывов докатилось до вражеских окопов, заплясало, беснуясь, и, словно ударившись о стену, отскочило, потом снова побежало в глубину немецкой обороны, раскалываясь на дробные части.

— Товарищ гвардии капитан, майор вызывает! — крикнул телефонист.

Приложив к уху трубку, Рождественский подумал: «Симонов, вероятно, связался с комиссаром дивизии и добился, чтобы тот мне запретил…». Бугаев напряженно наблюдал за ним. На лице у Рождественского появилась улыбка. Он произнес отрывисто и тихо: «Да! Очень хорошо!». Положив трубку, сказал, все еще улыбаясь:

— Третью роту сажают на танки!

— Десант?

— Очень похоже. Симонов идет во главе. — Рождественский взглянул на часы. — Товарищи, осталась минута. Будьте готовы. Начало за нашей группой. Я уверен, товарищи, что мы…

Он не успел договорить — в небо взмыли три оранжевые ракеты.

— Винтовку мне! — почти шепотом произнес он. — Лейтенант Петелин, вперед! — и, выскочив на насыпь, потрясая над головой винтовкой, крикнул:

— Товарищи! — голос его сорвался от волнения.

Рядом стоявший политрук Бугаев продолжил команду:

— Вперед, товарищи! За нашу Родину, вперед!

И первый саженым прыжком бросился на насыпь. Комиссар окинул взглядом линию фронта. Слева от него шли два матроса с автоматами. Подавшись грудью вперед, они шагали навстречу хлынувшему вдруг горячему свинцовому ливню. Уже на бегу капитан подумал: «А ведь нашей атаки ждали!». Слыша яростный гул у себя за спиной и по сторонам, Рождественский не оглядывался на пройденное пространство. В яростном человеческом реве комиссар слышал и собственный голос, чувствовал близость этих людей, стремительно рвавшихся к вражеским окопам.

Но вот поднялись и фашисты. Наклоняя головы, сверкая штыками под солнцем, они двинулись навстречу.

Рядом с комиссаром бежал политрук Бугаев.

— Товарищ капитан, не вырывайтесь! — крикнул Бугаев.

И голос Петелина:

— Не имеете права, комиссар!

Политрук старался выдвинуться вперед, чтобы прикрыть собой комиссара. Но Рождественский не уступал своего места в первых рядах.

Ничейное пространство быстро сужалось. Уже отчетливо были различимы лица вражеских солдат. Слева мелькнула фигура Вепрева. Улыбкой и глазами матрос будто говорил:

«А разве у вас в этом имелось сомнение, комиссар?».

Шли уже, стиснув зубы, готовясь к яростному прыжку.

Неожиданно моряки в упор ударили из автоматов, вырывая вражеских солдат из плотного строя.

Встретились… наконец! Сперва Рождественскому послышался смутный, едва уловимый, надсадный стон, вырвавшийся из многих грудей, как тяжкий вздох. И закружилась пехота, с ожесточением работая штыками, самым страшным оружием. Вскрики сраженных растворялись в общем нарастающем гуле.

Немец в очках, с лицом, покрытым рыжеватой щетиной, с ловкостью фокусника повалил на землю молодого гвардейца. Отбыв нападение справа, Рождественский успел оглянуться. И тот же ловкач сделал выпад вперед и коротким ударом всадил штык в гимнастерку между рукой и грудью комиссара.

Рождественского обожгло яростное исступление:

— Дя-дя! То-ропишься! — крикнул он, и штык его мягко вошел фашисту в живот.

— Так-то вернее!