Рассвет пламенеет

«Может, тут вся танковая армия движется против нас?» — с тревогой подумалось Чухонину, тотчас оглянувшемуся назад. К неописуемой радости он увидел, как прямо против расположения их роты незнакомые артиллеристы выкатывали поближе к переднему краю две небольшие противотанковые пушки. Тут же бежали люди с длинными противотанковыми ружьями, потом где-то в нашем тылу вдруг грянули мощные залпы полковой артиллерии. А когда и противотанковые пушки начали стрелять, длинно и злобно взвизгивая, радости Чухонина не было предела. Позабыв о том, что минуту тому назад готов был прогнать Агеева, внезапно расхохотавшись, он хлопнул по широким плечам его, закричал возбужденно:

— Слышишь, даже «Малютки» стреляют по танкам? А ты гранаты в руки боишься взять. Еще огромный такой!.. Да ты собою мог бы танк в кювет повалить!

Агееву в это время стало на до обид. Глаза его чуть не удвоились от напряжения, но тем не менее все, что впереди видно было, теперь померкло, все исчезло в дыму и поднятой пыли. Только пламя от взрывов и указывало на места падения снарядов. И все же как ни плотен был заградительный огонь всех видов нашей артиллерии, из клубов вьющегося дыма показались, наконец, вражеские танки. Их количество все увеличивалось. Прорываясь к переднему краю, они шли широким фронтом — россыпью, то оседая в небольших низинах, то из них с гулом выворачиваясь, взмахивая длинными стволами орудий и стреляя с хода.

Не по себе делалось и Чухонину, хотя пулеметчик и не терял самообладания. То и дело он оглядывался назад, будто ожидая команды с батальонного наблюдательного пункта.

Лицо Чухонина просветлело, и на нем точно застыло радостное внимание. Ему явственно послышался долетевший сюда гул автомобильных моторов.

Все это потом замерло на короткое время, но скоро опять загудело и стало отдаляться. Вдруг до его слуха донеслось что-то визжащее, злобно заскрежетавшее, ухнувшее, — загремело еще и еще! Пулеметчик быстро глянул в сторону приближающихся вражеских танков. Он увидел, как от брони одного из стальных чудовищ внезапно отскочил искристый всполох взрыва, брызнувший в разные стороны бледными огоньками. На «виллисах» к переднему краю подошел истребительный противотанковый полк.

— «Инпатовцы»! — вскрикнул Чухонин, схватив Агеева за воротник гимнастерки и потянув к себе, точно он хотел расцеловать его. — Вовремя же они, ой как своевременно подоспели! Вот молодцы!

Но когда солдат вопросительно покосился на Чухонина, тот инстинктивно отшатнулся от него, брезгливо поморщась. Густая щетка рыжих усов, кирпичного цвета щеки, тяжелые и неуклюжие движения, — все, что он увидел в «необстрелянном» солдате, раздражало его. А только Агеев спросил, что такое «инпатовцы», вместо ответа пулеметчик закричал на него:

— Плюхайся на дно окопа, дед!

Это Агееву показалось унизительным, но все же принял за команду выкрик пулеметчика, хотя и медлил исполнить ее. Видимо, он боролся с охватившей его злостью, чтобы не сказать в ответ что-нибудь протестующее.

— Чего это на дно-то? — с нотками обиды в голосе спросил он.

— Ложись, говорю! — Чухонин кивнул на приближающиеся танки. — Отбивная из тебя получится. Ложись!

Сначала Агеев закусил губы, так что обросший волосами подбородок у него выдался вперед, затем решил безропотно подчиниться, лишь проворчав:

— Черт-те что получается, — за труса меня принимают!..

И покорно прилег ниц лицом, злясь на себя и на Чухонина. Пулеметчик в это время продолжал следить за ходом борьбы между нашей артиллерией и вражескими танками, которые уже начали разворачивать в обратном направлении.

Немного спустя Агеев почувствовал, как к плечу его притронулась рука пулеметчика.

— Вставай, — раздался голос Чухонина. — Атака отбита.

XX

С темнотой на земле как будто снова воцарился мир. Не было слышно ни выстрелов, ни грохота танков. Облазив весь передний край, Симонов, наконец, вернулся на командный пункт батальона.

— Мельников, — устало сказал он старшему адъютанту, — свяжись со штабом дивизии. Надо кое — чем спросить. Вызови к телефону гвардии майора Булата.

Симонов присел на край окопа, стянул с головы пилотку и вытер платком потный лоб. Его связной Пересыпкин подкатился с алюминиевой тарелкой.

— Товарищ майор, вот таскаю вашу холодную баранину…

Симонов отстранил рукой тарелку.

— Уберись ты с ней от меня, — сказал он с досадой.

— Это ж как так — уберись! Она для каких целей приготовлена? С лучком да, можно сказать, в собственном соку.

Симонов поморщился, словно от зубной боли. Пересыпкин спросил озабоченно:

— а вы не заболели? Если заболели, я живо Магуру прикомандирую. Больно вид у вас… Клюква, а не лицо, надо сказать.

— От тебя не мудрено заболеть, Пересыпкин!

— Это вы насчет меня, Андрей Иванович?

Симонов схватился за голову:

— Отстань, говорю!

Не так-то, однако, легко было отделаться от Пересыпкина. Он поставил тарелку на свежий песок, извлек из кармана брюк фляжку, потряс ею перед ухом, затем, вцепившись зубами в деревянную затычку, с усилием откупорил.