Рассвет в моем сердце

Он наклонился, окутав меня ароматом терпкого одеколона.

– Я отыграюсь, – сказал уверенно. – Я всегда отыгрываюсь.

Прежде чем успела возразить, он провел ладонью по моей щеке. Нежный жест контрастировал с тем, что он до сих пор сжимал мой локоть.

Я растерялась. Нет, он все-таки злился: на острой челюсти ходили желваки, а на запястье той руки, которой он удерживал меня, вздулась вена. Вдруг очередной контраст – его спокойный, ласковый голос:

– Ты должна мне, Яна. Ты в моем доме, в моей стране. Мы женаты. Ты дала клятву. Или планируешь бросить меня? Вернуться в Россию?

Оперировал фактами. Бросить? Вернуться в Россию? Мои внутренности сковал лед, когда я представила, что останусь без него. Не могу. Не хочу. Слабо кивнула. Нам ведь хорошо вместе. Что же это я… вспылила. Для Доминика игра в рулетку – не просто способ заработка, а смысл жизни.

Он широко улыбнулся, когда увидел в моих глазах понимание и, наверное, покорность. Отпустил мой локоть так легко, словно и не держал вовсе. Может, показалось? Он приподнял пальцами мой подборок и поцеловал так, что подогнулись колени. Страстно. Неистово. С любовью.

Возможно, он любил меня. Но деньги и власть любил больше.

Теперь. Только теперь, оказавшись на волосок от смерти, я это поняла.

А в то время… Я отдавала ему все. Деньги. Время. Себя.

Чем Доминик мне отплатил?

Я дотронулась до лица: скулы все еще были опухшими.

Чем он всегда мне платил. Два года манипуляций, которых я не видела. Два года изощренных «тепло-холодно», идеальный муж – непредсказуемый тиран. Рядом не было никого, кто сказал бы, что его поведение неправильно. Жестокие слова и насилие, казалось бы, случайное… Снова не в духе. Снова проиграл. Снова расстроен. Я знала женщин, что терпят подобное отношение годами. И я бы терпела?.. Не выкрути он мой инстинкт самосохранения на максимум сегодня ночью.

Откинувшись на спинку водительского кресла, я прикрыла глаза. Хотелось покинуть арендованную машину и собственное тело, настолько глупой и использованной я себе казалась. Жалкая.

Нет. Хватит. Он не стоит ни одной моей мысли, ни один мужчина не стоит.

Я уже позабыла о пакете из канцелярского магазина. Пошуршав, достала тетрадь и ручку. Включила обогрев салона. И под методичный стук дождя протерла лицо салфеткой. На белой ткани осталась тушь и тональный крем. Я рискнула посмотреть в зеркало и едва себя узнала. «Вам следовало бы остаться на ночь в больнице», – мелькнули в сознании слова констебля. Тот милый рыжий парень… Наверное, моя история заставила его вмиг повзрослеть, а также понять, какой сложный путь он выбрал. Круговорот насилия в природе так же очевиден, как и фотосинтез.

Резко отвернув зеркало заднего вида, я едва его не оторвала. Не могу смотреть на свою внешность. Надеюсь, когда-нибудь смогу. А вот на мужчин без ненависти – очень вряд ли.

Я открыла первую страницу тетради в клеточку.

Чистый лист. Мой чистый лист.

Дышать невыносимо тяжело. Кислород в салоне будто исчез, и я поспешно открыла окно, впуская свежий воздух. Лицо обдало прохладой и колючими каплями дождя. Ощутив прилив сил, я поднесла ручку к бумаге.

«Я, Воронцова Яна, – начала выводить на листе русские буквы, – пишу не предсмертную записку, не письмо. – Погрызла кончик черной ручки – вновь вернуться к родному языку не только в мыслях оказалось приятно. Вернуть хоть что-то. – Наверное, можно назвать это сообщение письмом. Хорошо, я пишу письмо самой себе. Многие люди в один миг решают изменить свою жизнь. Я начинаю новую жизнь прямо сейчас».