Она до сих пор не поняла, что шаблонных фраз от меня не дождется? Я мог ответить прямо, но это не в моих правилах.
Яну явно нервировало мое молчание. Откинув волосы с лица, она смущенно хихикнула. Готов вечно смотреть на ее порозовевшие щеки. Запомню и нарисую.
Я медлил с ответом лишь из-за того, что снова уплыл в свои мысли художника. И нетрудно догадаться, что сама Яна ответила бы на вопрос утвердительно. Или я самонадеян – мне все это говорят.
– Ты ставишь вопрос некорректно, – наконец сказал я. – Спроси сперва, верю ли я в любовь. А потом уже – с какого взгляда.
Яна подняла голову. Легкий румянец стал алым, и все ее лицо покрылось красной краской, доставая до кончиков волос.
– Так ты… – начала она, но я перебил ее смехом.
– Ты и сама долго сопротивлялась! – Я выпустил ее руку, чтобы нежно поправить локон у ее лица. – Верю, Яна. И только в такую любовь.
Мне стало горько. Я отвернулся, сделал вид, что рассматриваю ветвистый дуб недалеко от нас. Тепло внутри начало гореть, вызывая дискомфорт в грудной клетке. Когда я расскажу Яне, что собираюсь уехать из Москвы? Смогу ли рассказать? И смогу ли… уехать?
Двухэтажный дом покосился от времени, зеленая краска на стенах облупилась, а светлые занавески потрепались. На крыльце стояли двое братьев: один коренастый, и волосы у него короткие, темные, а второй – худощавый блондин. Осиротевшие пару лет назад, только они и остались друг у друга. Оттого ценили, оберегали их маленькую семью.
Старший брат открыл дверцу лазурной «девятки»:
– Поехали, Костя! Домчим, моргнуть не успеешь! – Он улыбнулся, и в уголках его зеленых глаз появились морщинки. Казалось, парню давно за двадцать, а он всего пару дней назад отпраздновал свои девятнадцать лет. Грубая работа и сложная судьба сделали Диму взрослее и внутренне, и внешне.
– Ага. С поправкой на ветер! – фыркнул в ответ младший брат. Он, наоборот, не выглядел на свои семнадцать. Щуплый, болезненный.
Братья были совсем разные не только внешне, но и по характеру. Константин – тихоня и домосед, любил живопись и терпеть не мог точные науки. Дмитрий – импульсивный, веселый технарь, играл на гитаре, ремонтировал машины, а также был заводилой в любой компании. Кузнецовых объединяла крепкая связь. После смерти родителей братья стали опорой друг для друга: Дима заботился о Косте, позволяя младшему развивать талант художника и не беспокоиться о крыше над головой, а Костя старался оберегать Диму от необдуманных поступков.
– Серьезно, я не доверяю этой тачке. – Плохое предчувствие росло внутри Кости, и он сжимал кисточку до боли в пальцах. – Есть в твоей «девятке» что-то… зловещее. – Костя поежился, вспомнив роман Стивена Кинга о машине-убийце[25]
.Дима рассмеялся, проводя рукой по коротко стриженным волосам. Он привык, что брат трусишка – с детства таким был. Для Кости совершить что-то спонтанное равно прыжку с обрыва. А для Димы риск – вся жизнь. Он считал, только если делать что вздумается, можно быть свободным и счастливым. Запрыгнув в «девятку», старший Кузнецов похлопал по соседнему от водителя сиденью и, усмехаясь, спросил:
– А мне ты доверяешь?
– Хм, надо подумать, – скорчил гримасу Костя.
Но его взгляд не потерял серьезность – смотрит как мама. Она всегда переживала за них, а сама…
Дима помотал головой. К черту предчувствия мнительного братца. Всегда в поездках на авто все было хорошо!
А в груди Кости нестерпимо ныло от тревоги. Хотелось схватить камень и разбить лобовое стекло «девятки», и колеса проколоть. Но Костя помнил, сколько труда и любви старший брат вложил в покупку и ремонт машины. Разве будет слушать его, параноика? Никогда, блин, не слушает.
– Костик… – Дима криво улыбнулся. Именно этими жестами Константин Коэн всю жизнь будет выражать эмоции: радость, злость, презрение, обиду, интерес… Но в тот день привычка брата Костю только раздражала. – Точно не хочешь покататься? Мы с ребятами собрались на речку. Там и девчонки будут. Маринка, – уточнил Дима с усмешкой. Прекрасно же знал, что Косте нравится брюнетка-хохотушка. – Тебе скоро восемнадцать, она, наверное, подарок приготовила… – Брат поиграл бровями.
Заманчивое предложение: день выдался теплый, солнечный, а на речке прохладно и пейзажи красивые… Тревога помешала положительному ответу, а слова «Ну ладно, поехали» не смогли вырваться изо рта Кости Кузнецова. Он только сильнее сжал губы.
Дима вздохнул. После смерти родителей братик всего боялся.
– Не хочу и тебе не советую, – упрямо заявил Костя. – Давай пешком пойдем? Я расскажу тебе о своих идеях. Скоро тебя нарисую! Мне Савелий помог анатомию подтянуть. И я нарисовал Марину! Показать?