В починке винтовок я не видел для себя ничего тяжёлого, если не считать необходимости раздобыть где-то инструменты для сварки и работы по металлу. Полевые агенты Института Развития без проблем обращались с допотопным вооружением.
Я замахнулся на нечто чуть более сложное.
На то, чтобы переделать Gew. 88 в Gew. 98.
Причина была очень проста. Мне недостаточно поразить Фрейданка. Я целился в птицу поважнее, в самого Людвига Бека, который представлял интересы металлургической промышленности. А для того, чтобы привлечь его внимание, нужно было продемонстрировать своё умение.
Но при этом — не перегнуть! Если выкатить нечто запредельное — ввести какой-нибудь универсальный патрон или изобрести безотказную автоматическую винтовку, это может нарушить баланс сил и подстегнуть амбиции если не самого Бека, то тех, кто стоял за ним. Нельзя рушить равновесие между всеми крупными геополитическими игроками, пока я не попаду на вершину власти. Каждый должен понимать, что сотрудничество для него выгоднее борьбы.
Так уж устроен человек в текущей общественной формации: заполучив свежее, прежде никем не виданное оружие, даже ярый пацифист возжелает испытать его на соседе. Если уж людям навяжут страсть к убийству сородичей, её нельзя будет искоренить ни ядерными боеголовками, ни лазерными орбитальными станциями, ни даже космическим линкором класса «Разрушитель планет». Поможет только мощная идеологическая обработка вкупе с удовлетворением базовых потребностей.
Посему — никакого Wunderwaffe, как выразились бы немцы. Никакой спешки, хотя модернизация эта — по сути, детская игра, чепуха в сравнении с тем, что я мог бы привнести в этот мир.
Вновь к вопросу о Людвиге Беке… Почему его покровители проявили интерес к детищу Эдуарда Фрейданка, «Сообществу взаимопомощи бывшим фронтовикам»? Точного ответа у меня не было, но я предполагал, что они искали чуть менее радикальные альтернативы существующим ветеранским объединениям. Все эти союзы были до зубовного скрежета консервативными, что выливалось в излишнее рвение по многим вопросам вроде реставрации монархии и гонений на евреев. Некоторые магнаты поддерживали радикалов; некоторые использовали их, чтобы стать богаче. Другие предпочли путь оппозиции — и вооружали свою гвардию. Например, спонсировали правящих соцдемов, а то и вовсе платили коммунистам, которые спокойно брали деньги у тех, кого в иных обстоятельствах с радостью повесили бы на ближайшем суку.
Почему денежные мешки решили раскошелиться? Наивный человек посчитал бы, что таковы искренне убеждения промышленников. Я же догадывался, что наверху всё ещё не поделили до конца лакомый пирог под названием Германия. Кому-то пришла светлая мысль расширить инвестиционный актив, и вот в Берлин двинулся Людвиг Бек, представитель некой группировки внутри большого капитала. Не стоило обольщаться, у него наверняка распланированы десятки встреч. Мы были короткой и незначительной остановкой на его пути… Нужно постараться, чтобы от него последовало предложение о сотрудничестве.
Из задумчивости меня вырвал голос Курта:
— Так что, едем?
— Да-да… А куда подевался Вильке?
Отыскавшемуся на другом конце склада снабженцу я сказал, что мне нужны только S-Patrone. Он посчитал это намёком на то, что модели восемьдесят восьмого ремонту не подлежат. Я не стал разуверять его. Тем сильнее он удивится, когда взглянет на результаты моих трудов.
Перед отъездом я поделился с Фрейданком своими соображениями насчёт того, что играть на собрании. Обязанности музыканта никто с меня не снимал. Убедившись, что я знаю, о чём говорю, Эдуард разрешил мне самому выбрать произведения — из тех, которые я лучше всего умею исполнять. Лишь попросил, чтобы прозвучало что-нибудь из военного репертуара, бодрое и патриотичное.
— А лучше всего будет, если начнёте с имперского гимна, — подмигнул Эдуард. — Вы же понимаете, каковы эти офицеры!..
После разговора я закинул ящики в телегу. Хорошо ещё, что винтовки заботливо уложили в сено. Страшно подумать, как они дребезжали бы, пока повозка тащится по булыжным мостовым города.
Густав подхватил поводья, и лошадь лениво тронулась с места.
Я представил, что скажет Отто Браун, когда узнает, что в кирху притащили оружие, и невесело усмехнулся. Мецгер вздрогнул и достал сигарету.
— Ещё не выбросил из головы Флюмера? — спросил он, прикуривая. — Скалишься так, будто мечтаешь кому-то череп проломить.
— Нет, я о нём и не вспоминал. Кстати, почему Эдуард его недолюбливает? Придурков на свете полно, но мне показалось, что он к нему относится с особой предвзятостью. И дело не только в том, что Эрик под него копает: такое — рабочий момент, а тут что-то личное.