Рассвет. XX век

— Отлично сказано, герр роттен-вахмистр! Как и подобает верному сыну нашего прекрасного отечества. Помните, что на поиски внутренних врагов нас подзуживают снаружи — те, кому выгодна слабая Германия. Мы должны быть выше ложных стереотипов и пережитков прошлого. Без этого мы скатимся в дикость, а наш патриотизм выродится в банальное властолюбие, жажду славы и шкурную корысть. Не запятнайте же честь мундира!

Губы полицейского подозрительно заплясали. Он уставился на свои ботинки. Несомненно, он возненавидел меня, — однако чутьё подсказывало ему не связываться со мной. Впечатление я на него произвёл однозначно.

— Вы упомянули, что кто-то вызвал вас? — подсказал я.

— Д-да. Мне сообщили, что кого-то убивают.

Он исподлобья посмотрел на женщину, и та вздрогнула, точно очнувшись от наваждения. Она бросила на меня растерянный взгляд и молча покачала головой — голосу она не доверяла.

— Как видите, герр роттен-вахмистр, у нас всё в полном порядке, — широко улыбнулся я, отчего Флюмер вздрогнул. — Никаких нарушений. Если уж начистоту, я учил мальчишку с чувством петь наш гимн, но вы, разумеется, не станете задерживать никого, кто начнёт скандировать «Германия, Германия превыше всего»?

Издёвку в моем голосе не распознал бы разве что глухой. Эрика перекосило от бессильной ярости, однако формально возразить ему было нечего.

— Нет-нет, — выдавил он, — это не подпадает… не подпадает под нарушение тишины и порядка в общественных местах.

Он поглубже натянул фуражку шупо.

— В таком случае… раз происшествий не замечено… я вернусь к патрульной службе. Не забывайте…

Что именно нам не стоило забывать, он не договорил, направившись прочь.

Я набрал воздуха в лёгкие и рявкнул так, что стоявшая рядом семейка подскочила:

— Кр-р-р-ругом!

Мой вопль подтолкнул Флюмера в спину. Он развернулся, казалось, на одних инстинктах. Секунду он пялился на меня в полнейшей растерянности.

— Вы!.. Вы!.. Что вы себе…

— Равнение направо! Смир-р-р-но! — перебил его я.

Он обмяк, как мешок картошки. У таких, как он, подчинение приказам въелось глубоко в подкорку. Не зря он и в мирной жизни сохранил армейские замашки. Достаточно было изобразить командирский тон, чтобы патрульный ощутил себя новобранцем перед грозного вида фельдфебелем [2].

— Всего лишь хотел, чтобы вы ушли с музыкой, — объяснил я и подмигнул Генриху:

— Ну, проводи герра полицейского, как я тебя учил.

Мгновение парень с недоумением пялился в ответ. Потом до него дошло. Он набрал воздуха в грудь и абсолютно немузыкально завопил:

— … Превыше всего на свете, от Мааса до Мемеля, от Этча до Бельта!

Я внутренне поморщился. Похмелье ещё не отпустило меня до конца, и для моего страдающего мозга завывания парня мало чем отличались от скрежета металла по стеклу. Но отказаться от этой подначки было выше моих сил.

От пения мальчишки Флюмера передёрнуло. На миг мне показалось, что я перестарался и он отыщет в себе смелость приказать мне следовать с ним в околоток. Но нет — он резко отвернулся и быстрым шагом, почти побежав, устремился к улице. Порыв ветра донёс до меня окончание фразы, которую он пробурчал себе под нос:

— … связываться с проклятыми иудеями!

Патрульный покинул двор. По идее, вот-вот должен был показаться Карл, который и натравил на меня полицейского, однако паршивец не спешил проверять, спасся ли товарищ из передряги. Подумав немного, я рассудил, что после пережитого Генрих сам задаст ему неслабую трёпку, — будь на моём месте кто-то послабее телом и волей, сейчас и парень, и его мать шагали бы в участок под надуманным обвинением. И им повезло бы, отделайся они штрафом.

Я повернулся к женщине, намереваясь отклоняться и уйти, пока она не вышла из ступора. Рука, потянувшаяся к голове, чтобы приподнять шляпу, нащупала там только спутанные космы волос.

До чего же всё-таки опустившийся у меня был видок!

— Сейчас опасные времена, фрау, — сказал я, — не все, кто выглядит как враг, таковым являются. Но не следует и чрезмерно полагаться на власти, как видите, туда стремятся не лучшие люди. А сорванца лучше выпороть, чтобы у него не вышло в привычку докучать другим. Оставляю это на его отца.

Я постарался улыбнуться как можно более приветливо. Судя по реакции женщины, это не помогло. Она съёжилась и отступила на шаг, будто это её я предложил побить, причём собственными руками. Нет, носитель мне достался паршивый, очень уж приметный и внушительный — в плохом смысле.

— Спасибо вам, — выдохнула женщина, когда я отошёл от неё метров на пять. Удивительно, что вообще расслышал; может, и слух у меня звериный, а не только комплекция?

Я не стал оборачиваться и тем самым смущать её. Вдруг решит, что мне от неё что-то нужно? Я и без того подзадержался в этом дворике, а меж тем ничего из списка по-настоящему важных задач не выполнено.

Кто я?

Почему оказался тут?

Какая цель передо мной стоит?