Рассвет. XX век

Эдуард ожидал, что я приволоку на показ пару кое-как работающих Gewehre 88, и это при наиболее оптимистичном прогнозе. Это он принять мог. А идеальные образцы девяносто восьмого — нет. Такое было для него перебором. Он видел грань возможного для рядового пехотинца без образования; я её пересёк, и он почувствовал нечто неправильное. Может быть, даже смутную угрозу своему благополучию. Ведь любая аномалия, в том числе позитивная, несёт в себе повышенные риски. Потому-то я не продемонстрировал сегодня основной проект, ограничившись Gewehr 98, чтобы не подстёгивать паранойю Эдуарда.

В каком-то смысле он был прав. Я планировал договариваться с Людвигом Беком через его голову. Отнимать у Фрейданка власть над Сообществом я не собирался, но ему-то откуда об этом знать? А сказать — не поверит и ещё больше испугается.

Провели стрельбы, по два магазина на человека. Стволы винтовок выдержали испытание с честью, ни один не лопнул, да и точность оказалась на высоте. Вильке и Курт не переставали поражаться качеству оружия, а под конец напряжение отпустило и Эдуарда, она расслабился и перестал коситься на меня с тенью сомнения, тем более что я довольно подробно объяснил, как переделывал образцы. Подозрительным гением я быть для него не перестал, но хоть вором он больше меня не считал.

Разошлись мы довольные друг другом. Я пообещал доставить ещё пятнадцать винтовок после Нового года; половина была уже готова, однако об этом я упоминать не стал, Фрейданк и без того отнёсся к моим успехам с опаской. Эдуард и Вильке доехали на телеге до ближайшей станции, а от неё мы с Мецгером отправились вдвоём, не считая четырёх винтовок в сене. Курт с наслаждением закурил.

— А жизнь-то налаживается? — спросил он, вглядываясь в серые облака.

— То ли ещё будет.

Ветер донёс до меня запах отличного табака. Сигареты Мецгеру подарил я, так как курил он сущую дрянь, от которой запросто можно было выплюнуть лёгкие не только курящему, но и всем, кто его окружал. Добыл я сигареты у Шварца, которому их поставлял сослуживец сына, спасённый им в бою.

Сослуживец ещё тогда приторговывал папиросами в траншеях. Когда сын Георга вытащил его, раненого в плечо и обе ноги, он расчувствовался и пообещал снабжать спасителя сигаретами до конца жизни; но она оборвалась на следующий день. Из-за бюрократической ошибки сын Шварца до конца войны проходил в пропавших без вести несмотря на то, что застрелил его французский снайпер на виду у половины батальона. Сослуживец же пережил войну — и, ведомый чувством долга, заехал к Шварцу. В ротах часто принято было оставлять сведения о своих родственниках — передать последнюю волю, письмо или личные вещи, не очень ценные для посторонних, но имеющие значение для семьи.

Когда война завершилась, Георг так и не узнал о судьбе сына, пока на пороге его дома не появился парень в солдатской форме и не сообщил ему печальную весть. Помимо неё, солдат вручил Шварцу и коробку сигарет, которую не успел отдать его сыну. Когда он удалился, Георг, отродясь не куривший, деревянными пальцами вытащил сигарету и сунул её в зубы.

Прошли годы. Сослуживец поднялся на торговле табачными изделиями, однако о брошенном в пылу схватки обещании не забыл. От него исправно приходили посылки с импортными, американскими сигаретами, а порой и бразильскими сигарами. Георг их не продавал. Для него эти передачки стали частью памяти о сыне. Но моей просьбе он не отказал.

— Замечательные сигареты, — счастливо выдохнул Мецгер, рассматривая пачку. — Делают же вещи американцы! И зачем мы с ними воевали?..

Он был как ребёнок, который никак не мог наглядеться на новую игрушку.

Я оставил его вопрос без ответа.

* * *

Перед Новым годом я заглянул к Фишеру, чтобы подписать договор. В нём утвердили тираж — меньше предварительного, потому как расходы на типографию за последние недели резко возросли, как объяснил извиняющим тоном Самуэль. Я не расстроился, вся эта затея так или иначе была авантюрой, которая, скорее всего, провалится. Если французы вторгнутся в Рурскую область, обществу будет не до антивоенных посылов.

Аванс, выданный Фишером, был не очень велик, однако и он послужит неплохим подспорьем в моей деятельности. Деньги я не жалел: курс доллара рос как на дрожжах, вслед за ним тянулись ценники, и никакого смысла копить средства не было. После издательства я зашёл к Мецгеру, которого мой визит удивил — и сильно обрадовал, когда я раскрыл, зачем заскочил к нему.

— Это что, правда… — Он не закончил.

Руки мясника заметно задрожали, когда он прикоснулся к протезу. Его изготовил я, и он был гораздо лучше, чем тот, которым государство наградило своего верного сына: легче, прочнее, с более подвижными шарнирами, удобными ремнями и ручной регулировкой при необходимости. Он и смахивал на ногу куда больше полукостыля Мецгера.

В отличие от Эрика с его подагрой, Курт не выпячивал напоказ боевое увечье и старался ходить так, чтобы отсутствие ноги не бросалось в глаза. Я решил, что его скромность заслуживает награды, да и хорошо было слегка разгрузить голову от основного проекта.