Рассвет закату вопреки

Вползание глитча и коротконогого его спутника в дырку я наблюдала с какой-то странной отрешенностью. Прислонилась к недавно покинутой капсуле и смотрела, как низкорослый мужчина проявлял чудеса гибкости вкупе с пластичностью, храбро вкручиваясь в узкий лаз Горынычевого убежища.

Пчипхи напрочь забыла о том, что меня нужно ещё накормить и бегала вокруг дырки кругами, о чем-то не замолкая чирикая.

В тот самый момент, когда над головами моих беглецов плитка закрылась, я вдруг ощутила острое головокружение. Пространство вокруг закружилось, стремительно ускоряясь.

Я вцепилась в ребро своей капсулы, тщетно пытаясь устоять на ногах, да так на ней и повисла. Резкая боль, пронзающая затылок, и в глазах потемнело.

Из последних сил я рванула капсулу на себя и рыбкой нырнула в ее мягкую и уютную глубину.

Словно створки ставней на витражных оконных глазницах захлопнулись.

Кажется, я потеряла сознание…

Вечно я делаю это несвоевременно…

Вспышка. Горячий удар, включивший одновременно слух, осязание и обоняние. Зрение не включилось. Кажется, это пощечина. Во рту ощутился вкус крови.

– Что ты себе позволяешь? – знакомый до боли мужской голос прозвучал прямо над головой.

Я пожалуй еще полежу. И глаза не открою. Все равно там, в реальности, ничего хорошего не ожидает. А подобные оплеухи не самое худшее в жизни.

– Мне показалось, или ты только что собственноручно ударил мою дочь? – угрожающе-вкрадчиво прозвучало. А вот этот тон вызывал во мне странные чувства. Нет, голос Агаты я знала. Но сейчас в нем мелькнуло нечто настолько до боли знакомое, что я все же открыла глаза.

– Она совершила проступок и должна быть наказана!

Пф! Он всегда отличался пафосностью пустых фраз и любил разговаривать лозунгами. Особенно, когда трусил отчаянно. К моему удивлению, рядом с капсулой никого видно не было. Потерла щеку – она все еще от удара пылала. Интересная какая галлюцинация. В животе заурчало от голода. Я уже позабыла, как есть, а еще пить хотелось мучительно, губы слиплись и пересохли. Зато голова… кажется, минуту назад не болела. Пока ей не досталось, конечно. Мысли, коротенькие и хаотичные, прыгали словно голодные ысы. Что-то молчание как-то затягивалось. Где там реплика в диалоге?

– И как мне тебя наказать? – наконец прошипела Агата.

Да где они все? Вставать страшновато, но лежать здесь мне все равно не позволят. Не зря же Вэл драться полез, значит чего-то хотел… Почему я его так назвала? Не помню, не знаю. Сложилось. Ответил бы уже, что ли, своей королеве. Молчит. Выбирает, наверное, способы наказаний.

Я медленно села, об этом сразу же пожалев. Глэм, то есть Вел, он же Велиглэм, действительно здесь находился. Сидел на полу и хватался за голову. Это с ним совесть, наверное. Так бывает, возможно…

– Здрасьте, – откуда я знаю это странное слово?

Перед глазами вдруг всплыл веселый и нахальный темноволосый юнец в черной форме, помахавший мне видером. Друг.

Привет от забытого друга мучителю моему не понравился. Как и то, что явно происходило в его голове. Он болезненно как-то скривился и выдавил мне еле слышно:

– Где он?

Хороший вопрос. На него очень много ответов. Например, вот такой:

– Думаю, уже учится в академии! – лицо Вэла вытянулось. Великолепно, продолжим. – Мне рассказывали, что первый год очень сложный, курсантов не выпускают из учебных казарм, тренируют их не износ. Но он справится, я в него верю.

– Кто? – глядя на меня с выражением брезгливого недоумения Вел сипло спросил. Или Глэм. Что-то плохо нынче у меня с мужскими именами. Пчипхи сразу запомнила. И Горыныча, но он не мужчина.

– Позабыла, – я действительно помнила только лицо человека, в которого точно была влюблена. Но как-то по-детски. И поцелуй я вспомнила наш, то есть мой.

Выражение красивого лица Гвела вдруг полыхнуло холодной, злой яростью.

Кажется, мне сейчас свернут шею.

– Не трогай меня! – кто-то рявкнул на все помещение моим голосом. – Я больше не та девочка из колонии, которую ты когда-то до судорог запугал, до потери сознания!

– А кто же ты, детка? – он встал одним гибким движением и угрожающе-медленно направился прямо ко мне.

«Солнышко, если не можешь бежать, ударь первой. И у тебя будет пара секунд на побег.» – Эти слова вдруг в сознании всплыли. Воспоминание, словно короткая молния. И улыбка. Хорошая, честная. Как я люблю эту улыбку! Еще вспомнить бы, – чью…

Дождавшись, пока мой мучитель вплотную приблизится к капсуле, я ему широко улыбнулась. Так же честно и смело как тот… кого я так жаждала вспомнить. И глядя насмешливо Гвэлу в глаза я пружинисто подскочила и ударила головой прямо в лицо. Своей многострадальной макушкой шарахнула, с удовольствием слушая хруст красивого тонкого носа, ломающегося, как обычная хрупкая ветка.

Ненавижу мужские смазливые лица.

Эту морду – особенно.

Я, конечно, рассчитывала на эффект, все же моя многострадальная головушка затвердела от выпавших на ее долю испытаний. Но чтобы вот так сокрушительно…

Мой противник издал некую смесь поросячьего визга и хрипа, упав как подкошенный.

Шлеп!