Рассветные холмы (СИ)

Упав на стул в столовой, он понял, что не сможет есть: от одного взгляда на еду к горлу подкатывала тошнота. Огромного труда стоило просто держаться и смотреть по сторонам, тут же отворачиваясь, как только кто-то замечал его взгляд: никто не любит, когда тебя разглядывают, а с заключёнными и вовсе надо быть осторожней... Время стало прозрачным и мучительно долгим, он еле-еле отбыл обед и поплёлся обратно в библиотеку. Там кто-то пришёл, принёс книжку, он тупо смотрел на номер, почти заблудился среди шкафов и с трудом поставил её на место. Идти обратно в камеру оказалось ещё тяжелее: ступеньки, третий ярус, поворот, опять свет, свет, какие-то вопросы, голоса, от которых начинается звон в ушах... он рухнул на койку, и тут же стены с потолком начали плыть в сторону, постоянно вправо, при этом не возвращались на место, а всё плыли и плыли, он успел удивиться, как им это удаётся... и заметил, что его сосед сидит на полу, вытянув руку с открытой ладонью, на которой лежит кусочек хлеба.

Райнера как будто ударили плетью. Кражи, прогнавшие его люди, суд - всё это враз стало ничтожным. Он убил зверушку. Живую пушистую зверушку, которая приходила в камеру и пела. Брала хлеб тоненькими лапками. Приходила. К лондар. В камеру. Живая. Была.

Он не знал, как ему сгинуть с этого света. Очень хотелось сдохнуть. Немедленно.

Сосед терпеливо сидел на полу и ждал. Долго. Пока не выключили свет перед отбоем. Когда в камере стало темно, он молча забрался на свою койку и уткнулся в подушку. Райнер лежал с открытыми глазами и смотрел вверх, на плывущий потолок. Если он признается и попросит прощения... разве зверушка воскреснет и придёт? Такое нельзя простить... а что это такое - прощение? Пустой набор звуков, от которого ничто не меняется...