Рассветный меч

И вновь превращение не состоялось, и черный сокол продолжал настойчиво искать выход из невидимой клетки.

— Ты, меняющий облик, должен успокоить его.

— Но как?

— Этого я сказать не могу. Ты знаешь его лучше меня, попробуй успокоить его.

Бэйр сосредоточенно наморщил лоб, стараясь придумать способ смирить и утихомирить воинственную сущность сокола, и тут раздался голос Алы:

— Я успокою его.

Испустив трель, состоящую из ласкового чириканья и нежных обращений, фаэль заговорил с соколом и… Случилось невероятное! Птица прекратила биться в невидимую стену, воинственный клекот смолк, и только свирепый голубой огонь все еще лучился в глазах разгневанного крылатого создания.

— Теперь ты, меняющий облик, — прошептал старик. Бэйр снова вошел в состояние медитации и мысленно привел свое сознание на грань между своими сущностями.

— Ну, крылатый, забирай.

И снова Ала расправил крылья и погрузился в мечты о полете, а затем мечты о полете сменились представлением того, как он стоит на земле, сложив крылья.

— Араван, — прошептал настоятель.

Снова зал озарился платиновым сиянием… Алор озирался, сверкая дикими голубыми глазами, в которых медленно и постепенно появлялись здравомыслие и спокойствие.

Прошел месяц, за ним второй. Араван каждый день преображался в сокола, овладевая при этом не только навыками по изменению облика, но и усиливая привязанность сокола к волку и к самому Бэйру, поскольку настоятель однажды изрек:

— Только им двоим этот сокол должен быть верен, а иначе все наши усилия напрасны. Лишь волку и молодому человеку дозволено было кормить птицу.

Ала оказался очень полезен: фаэль мог утихомирить дикую птицу и каким-то образом убедить сокола, что ни Бэйр, ни дрэг не представляют для него опасности. И птица Валке, хотя и не сразу, начала доверять юноше и волку.

Постепенно настоятель стал все реже прибегать к использованию огня Бэйра и Алы, и неуклонно снижал степень их участия в процессе, пока, наконец Араван не начал самостоятельно превращаться из эльфа в сокола и обратно без чьей-либо помощи, пользуясь лишь кристаллом, в котором примерно два десятка лет назад запечатлелась сущность сокола.

И все-таки Валке был диким созданием, он действовал, руководствуясь иными побуждениями и иными потребностями, нежели эльф, в обличье которого ему довелось побывать. Роли Бэйра и Аравана также коренным образом изменились — каждый чувствовал себя несколько странно и необычно, поскольку наставник сделался учеником, а ученик наставником. Теперь именно Бэйр обучал Аравана, именно Бэйр взял в свои руки руководство, а Араван следовал его наставлениям. Он предостерегал Аравана от опасностей, возникающих при смене обличий, вспоминая при этом то, чему его самого когда-то учили; обращал особое внимание на время, выбранное для превращения, а главное, постоянно напоминал о том, что сокол, которым становился Араван, был созданием дикой природы — не эльфом в обличье сокола, а именно соколом, причем наиболее хитрым и коварным из всех соколов. Соколом, у которого временами возникали потребности, желания и мотивы отнюдь не соколиные, а присущие эльфу, точнее, эльфу по имени Араван. К тому же в голове сокола, который побывал в обличье эльфа, прочно удерживались мысли и представления, которые наполняли голову Аравана перед превращением. Это было свойственно и Бэйру, и Урусу, и всем другим, обладающим даром перевоплощения. Опасности, возникающие при смене обличий, подстерегали постоянно, и, хотя Валке теоретически мог снова превратиться в Аравана, гарантировать, что он захочет это сделать, было бы несколько наивно. Валке все-таки был диким соколом. И именно в этом и заключалась опасность, с которой и сокол, и Араван вынуждены были постоянно жить: Араван мог по своему желанию превратиться в Валке, но Валке мог никогда снова не стать Араваном. Эльф Араван сознавал эту опасность, а сокол Валке — нет.

Наступил самый длинный день в году: день летнего солнцестояния. Он был праздником не только для Бэйра и Аравана, но и для фаэлей. Большая стая этих пернатых существ прибыла накануне из отдаленных предгорий, где они несли патрульную службу. В день летнего солнцестояния, в полдень, фаэли дружно поднялись в воздух, оглашая окрестности звонкими трелями. Они парили в небе, разделившись на группы и совершая сложные перестроения во славу Теонора, которому поклонялся и сам настоятель, — по крайней мере так сказал Волар, когда его спросили об этом:

— Теонор — брат Адона, один из богов, такой же смуглый, как и мы. Он покровитель всех летающих существ, по крайней мере мы так считаем. А настоятель — это его представитель на Митгаре.

Бэйр взглянул на Аравана:

— Ведь настоятель и Додона — существа одного вида, а раз так, то и Додона является чьим-то представителем? Кому же он поклоняется?

Араван пожал плечами:

— Вот и спрашивал бы об этом Додону… Может быть, настоятелю это известно. Я лично не имею об этом ни малейшего представления.

Когда Бэйр спросил у настоятеля, кто является покровителем Додоны, тот назвал Эльвидд.