Рассветный меч

— Эйлис. Мое сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди, когда я услышал это имя.

— Ты говоришь, она поджидала «Эройен»?

— Ей было известно, что и судну, и команде, и всем, кто был на борту, угрожает страшная опасность, и она приплыла, чтобы предупредить своего отца, который был в то время с нами; ее отцом был маг Эльмар.

— Маг?

— Да.

— Значит, и она тоже была из племени магов? Араван кивнул.

— А где она сейчас?

Араван не торопился с ответом, глядя на медленно вращающийся звездный купол, в эти долгие мгновения память возвращала его в прошлое. Наконец он глубоко вдохнул, дрожа всем телом, выдохнул и произнес:

— Она умерла. Ее убили. Убили и ее отца, и всех, кто был на Рвне, когда Дарлок применил свое проклятое колдовство. В тот день мое сердце и душа заледенели. — Не в силах продолжать свой рассказ, Араван встал и прошелся по холодному песку пустыни, желая в эти минуты побыть в одиночестве.

— Прости меня, дядя, — прошептал Бэйр со слезами на глазах.

В холодном предрассветном воздухе растительность пустыни была влажной от росы, капельки ее покрыли колючие кустарники и жесткие редкие перья торчащей из песка травы. Наскоро перекусив, Бэйр скатывал постели и укладывался, готовясь в дорогу; Араван предложил верблюдам воды, но те, пренебрежительно фыркнув, отказались, так как уже вволю напились, когда паслись среди покрытых росой колючек. Тогда он предложил им зерна, которое верблюды охотно съели, поскольку их аппетит на такую еду был всегда отменным. Потом Араван и Бэйр погрузили дорожное снаряжение и припасы на двугорбых верблюдов, а на одногорбых надели седла. Все животные протестующе ворчали, понимая, что им не остается ничего другого, как подчиниться и тащить через пустыню этих ненормальных, которым не сидится дома.

Еще четыре дня путники шли на юг, вечером останавливаясь на ночлег, вставая на рассвете, отдыхая днем, предаваясь размышлениям о приятном, что хоть как-то помогало переносить дневной зной. И Араван, уже трижды проходивший этим путем, научился отыскивать пастбища для верблюдов, а роса была в это время столь обильной, что животные не нуждались в воде.

Земля, по которой они шли, была совершенно голой — лишь камни, песок да местами скудная растительность. Однако в этом безжизненном пространстве была какая-то непонятная и необъяснимая красота: большие красные валуны, больше похожие на холмы, выпирающие из ржаво — красного песка; причудливо изогнутые сухие полосатые стебли растений, увенчанные метелками; похожие на башни скалы, вздымающиеся к небу на сотни футов и говорящие о том, что когда-то здесь были горы, которые постепенно засыпал гонимый ветром песок, и сейчас на поверхности остались лишь эти величественные монолиты, видимые за десятки лье; обширные поляны, усыпанные кочками, поросшими пучками жесткой колючей травы, которой питались верблюды. Изредка встречались разрушенные временем свидетельства давнего пребывания здесь человека: витые каменные колонны, отполированные ветром, древние обелиски, воздвигнутые в честь давно забытых королей; целые долины, устланные камнями, отполированными так, как будто над этим долго трудилась вода, а не песок и ветер, как было на самом деле; сухие куади [11], извивающиеся по голой земле и молчаливо говорящие о том, что когда-то здесь текла вода; возвышающиеся над песчаным ковром и тянущиеся на, сотни ярдов сложенные из валунов гряды, в которых то тут то там зияли дыры, как громадные окна…

И хотя все вокруг казалось практически безжизненным, глаза Бэйра во всем видели огонь.

Утром пятого дня пути, когда они находились уже примерно в шестидесяти лье к югу от Сабры, перед ними вдруг возникла длинная дюна. Араван, поднявшийся по склону на гребень, остановился и долго стоял неподвижно. Бэйр поднялся следом и, стоя позади Аравана, увидел неподалеку извивающуюся дугу низких каменистых холмов, в низинах между которыми обильно росли пальмы.

— Вот смотри, это и есть та зелень, о которой я тебе говорил, — с улыбкой глядя на Бэйра, сказал Араван.

— А что это, дядя?

— Это оазис Фалиди, — ответил Араван, — джадо место.

— Джадо?

— Проклятое, — пояснил Араван, — так по крайней мере начертано на каменном обелиске.

— Проклятое за что?

Араван пожал плечами:

— Не знаю, элар. Я трижды ночевал здесь и ничего со мной не случилось, — он дотронулся пальцами до голубого амулета на шее, — хотя однажды я все же почувствовал, что мой камень стал немного холодным. Что бы там ни было, давай спускаться вниз; там нас ожидает купание.

— Купание?

Вместо ответа Араван подал команду верблюдам: «Хат, хат, хат!» — и животные гуськом пошли вниз по длинному отлогому склону, ступая след в след.

Когда Бэйр поравнялся с Араваном, он спросил:

— Трижды? Так ты был здесь три раза?

— Да. Один раз с твоими родителями, Фэрил и Гвилли в погоне за Стоуком, а потом я был здесь еще дважды: на пути в город Низари и обратно — по делу, которое требовалось решить по справедливости.

— И ты так и не узнал, почему это место считается проклятым?

Араван покачал головой:

— Нет, не узнал.

Бэйр задумался и, помолчав, спросил:

— А может, проклятие уже снято?