Рассветный шквал

Живолом присел около Дорга, вначале на корточки, а потом просто на землю.

– Хороший конь был, – глянул на Ловкого.

– Чудо, не конь, – кивнул, скрипнув зубами, барон. – Жаль, не я этого гада убил.

– С пригорянами нам один на один не тягаться, Дорг, – вот так запросто, по имени, без всяких там «ваших милостей» или «господинов баронов». – Или тебя батюшка не учил?

«Какое тебе дело до моего батюшки, до меня, до пригорянских работорговцев?» – захотелось воскликнуть барону, а потом послать кобыле под хвост навязчивого разбойника, но тут...

Так бывает, когда смотришь на витраж вблизи. Каждый кусочек стекла по отдельности виден и понятен, а что пытался изобразить мастер – не скажешь. И становится ясна общая картина, когда отойдешь подальше, чтобы охватить все детали одним взглядом. Словно отъехала сама по себе запутанная мозаика, мельтешившая перед глазами Дорга. Сложились вместе и выправка, и внешность, и манера повелевать у странного собеседника. Все стало ясно. Возражать расхотелось. Задавать дурацкие вопросы тем более.

Этому человеку, разбойнику Живолому, было дело и до хищно рыскающих по землям Трегетрена караванщиков, и до любого баронского рода, как в Восточной марке, так и в любом другом уголке страны, и до батюшки Дорга, и даже до предков самого маркграфа Торкена Третьего.

Барон попытался встать на одно колено, но не смог и, с трудом подавив стон, просто склонил голову.

– Узнал, – ухмыльнулся Живолом. – А я все думал, когда же...

– Твое вы... – начал было Дорг, но разбойник остановил его, прижав палец к своим губам.

– Тихо!

– Как же так? Мы думали...

– Вот и думайте дальше.

– Но почему? Кто? За что?

– Когда я найду ответы на эти вопросы, Дорг, я постараюсь сделать так, чтоб этот «кто» умылся кровью по самое не могу. – Темно-карие глаза глянули сурово и беспощадно. – А пока я – Живолом. И мне даже нравится быть им.

– Нам говорили: несчастный случай.

– Поверь, Дорг, счастливым я этот случай назвать тоже не могу.

– Твой батюшка так скорбел.

– Охотно верю. И траур, поди, объявляли?

– Конечно! Как же иначе?

– Сестре должно пойти черное. Я не берусь загадывать, – задумчиво произнес Живолом. – Или кого-то обвинять до поры до времени. Пока я просто живу. Ем, пью, дышу лесным духом. Как это здорово! А придет срок... Когда тебя увидел, подумал – вот она, судьба. Свой человек в Восточной марке. Тем более, сын лучшего друга маркграфа. Потому я уговорил Бессона вмешаться.

– А я-то думал... – по-детски обиженно протянул барон.

– Наше приятельство я вспомнил тоже. Но, я с тобой честен, старые знакомства старыми знакомствами, а млеть от счастья, вспоминая их, я перестал уже давно. Где вы были, когда я ехал связанный, с мешком на голове?

Дорг молчал, понимая, что нападки Живолома в сущности беспочвенны.

– Куда подевались все друзья? Почему освободила меня банда веселинских дезертиров, а не войско маркграфа Торкена?

Не поднимая взгляда, барон угрюмо проговорил:

– Ты не прав...

– Ах, я не прав? В чем же?

– Если бы мы... если бы я получил хоть какую-то весточку о том, что с тобой стряслось, я поднял бы всю Восточную марку...

– Да?

– Ну, по меньшей мере, моя дружина была бы с тобой.

Живолом пристально зыркнул на собеседника:

– Надеюсь, своим словам ты хозяин?

В лицо Доргу бросилась кровь.

– Я всегда отвечал за обещания, чего бы мне это не стоило!

– Что ж... Я запомню твои слова. И ты их запомни. Когда возникнет нужда, я пришлю гонца.

– Хорошо, Ке...

– Вот имен не надо, – сразу посуровел Живолом. – Пока не надо.

Дорг энергично закивал.

Разбойник вскочил с земли, махнул рукой своим:

– Одну телегу придется отдать!

На вопросительное бурчание одноглазого веселина добавил:

– И лошадь тоже, Некрас! У барона нога сломана. Ну что тебе проку в этих мохноножках? Наш путь в Ихэрен – там на всех коней хватит. Самых резвых и красивых...

Порывисто наклонился и пожал Доргу руку:

– До встречи. Я рад, что ты живой.

И, не оглядываясь, направился к своим.

Уже подъезжая к воротам собственного замка на тряской, неудобной телеге, барон понял, что мир больше не кажется ему простым и понятным, разделенным на злобных врагов с одной стороны и честных открытых друзей – с другой. И еще он понял, что Трегетрен находится на пороге больших потрясений, которые обойдутся в конечном итоге немалой кровью.

Правобережье Аен Махи, яблочник, день четвертый, за полночь.

Странный мне снился сон.

Странный, если не сказать – страшный.

Прямо перед глазами лежала дорога, стесненная двумя холмами с крутыми, обрывистыми склонами. Она сбегала вниз, упираясь в... речку не речку, ручей не ручей. Что находится за спиной, я не видел, но знал – там за поворотом деревенька с дурацким названием. А вот с каким? Тут память подводила. А еще дальше одевалось в молодую листву раменье, вскоре переходящее в труднопроходимый буковый лес.

Склоны холмов подернула нежно-зеленая, несмелая травка, стремящаяся к теплу и свету после лютого, обильного снегами и слякотного березозола.