Растает лета мятный дым (СИ)

   Так вот, к мисс Коулман неожиданно... то есть ожидаемо и воспылал страстью отвергнутый поэт. Мистер Янг? Ставить на него в прямой схватке с мсье Каро было бы опрометчиво, разве только если бы они дрались на пистолетах. Хотя тут и говорить не о чем, мистер Янг и мсье Каро едва ли пару слов друг другу сказали за все время. То есть никакого выяснения отношений между ними так и не было. Поль в этом уверен. С другой стороны, Поль уверен, что Каро повесился из-за второй подряд неразделенной любви. Уверенности в этом добавлял 'случайно услышанный' разговор Янга с женой. На весьма повышенных тонах американец грозил свой супруге всяческими карами за ее распутство. А мисс Коулман возражала, мол, мсье Каро наглец и хам, а она ему повода ни к чему не давала. К сожалению, Поль не слишком хорош в английском, потому не ручается за детали, но в общем смысл скандала был бы ясен и вовсе не знающему никаких языков.

   Стоит Жозефу покончить с рассказом, а мне - с чашкой кофе, как за соседний столик присаживается мадемуазель Гюра, делает заказ официанту, достает зеленую пачку 'Салема' и принимается исподволь нас разглядывать. Официанту приходится с полдороги возвращаться, зажигать для дамы спичку и придвигать тяжелую хрустальную пепельницу. Мы же 'под этот шумок' спешим покинуть зал и выйти на улицу. То есть конечно же, не на улицу, мы попадаем на коротенькую кленовую аллею, под свет трех желтых фонарей и одной белой луны, уже стареющей, но еще очень яркой. Белая дорожка, выложенная известняком, обрывается на половине кленовой шеренги, дальше тянется лишь тропинка из песка. На песке - камни, которым еще только предстоит превратиться в продолжение дорожки. Мы доходим до края. Не рискуя ступать каблуками на зыбкий песок, я оборачиваюсь.

   - Вам, наверное, пора? - Я смотрю в глаза моему лейтенанту. - Сколько часов в сутки вам надлежит находиться на посту согласно уставу?

   - Это зависит от служебной необходимости, - улыбается мне с высоты своего почти двухметрового роста Жозеф.

   - Только служебной? - уточняю я. - Тогда, может быть, вы покажете мне место преступления?

   - Я готов вас пригласить, тем более в такое позднее время здесь пойти, как видите, некуда, - и Жозеф для убедительности взмахом руки указывает на теряющуюся во тьме песчаную тропинку.

   Кленовая аллея выигрывала по всем пунктам у обычного номера, пусть даже в нем и был убит известный поэт. Тело давно унесли, и никто даже не догадался оставить начерченный мелом на полу зловещий силуэт, как это принято изображать в кино. Жозеф заявил, что отпечатки пальцев уже сняли, и разрешил мне трогать все, что мне захочется. Сам же лейтенант добрался наконец до пачки писчей бумаги, обнаружил, что та вскрыта, заглянул в мусорную корзину, и теперь, кажется, уже во второй раз пересчитывает листы.

   Я выглядываю в окно - сосны вымахали этажа на два выше крыши отеля, потому вид не отличался особой живописностью. Побродив по комнате, не обнаруживаю ровным счетом ничего, чем можно было бы хорошенько огреть человека по голове, прежде чем просунуть оную голову в петлю. Стул, о который якобы ударился Каро? Нет, размахивать громоздкой мебелью в комнате с такими низкими потолками чудовищно неудобно. Нахожу на полке со стаканами бутылку вина. Обычное "бордо" в обычной бутылке. Тоже нет, слишком велик шанс разбить ее о голову. Вот если бы... Я где-то читала, что бутылки с шампанским рассчитаны просто-таки на огромное давление. Интересно, вчера никто не заказывал в ресторане шампанское?

   - Девяносто восемь, - объявляет Жозеф. - Двух листов, действительно, не хватает.

   - Да-да, Каро провел в отеле... - я не могу сообразить сколько именно дней, но продолжаю спорить с самою собой. - Эти листки он мог потратить когда угодно и на что угодно. А в ящиках стола или в карманах вы ничего такого не находили? Я имею в виду письмо или записку. - Глупейший вопрос. Ясно же, что нет. Однако озадаченный недостачей бумаги Жозеф отвечает.

   - Нет. В столе пусто, а в карманах обычная мелочь. Правда в кармане пиджака, что висел в шкафу был блокнот, только... - Лейтенант выдвигает ящик стола, теперь там лежит та самая 'обычная мелочь'.

   Блокнот был совсем новым. Острые прямоугольные уголки его картонной обложки не успели обтрепаться, помяться и скруглиться от долгого ношения в тесном кармане. На первой странице - лишь какие-то каракули, будто расписывали ручку. На второй - только одно имя 'Луиза' и номер парижского телефона. Еще через две страницы - несколько строк:

    "Растает лета мятный дым,

    Едва безжалостная осень

    Блеснет покровом золотым,

    Его себе под ноги сбросит"

   Утром просыпаюсь с приятным ощущением, будто только что видела хороший сон. Хочется немного поваляться, додумать, чем могло бы закончиться там, во сне. Сны имеют такую привычку обрываться на самом интересном месте. Сны? Да, нет же! Я вернулась!

   Мне нравится просыпаться рано, раньше всех. Встаю с кровати. За окном стена сосен скрывает отель от солнечных лучей. Солнце поднялось уже давно, раньше меня. Что делать, летом я ему все время проигрываю.