Растение цвета крови

Она всё говорила и говорила, то шёпотом, то вполголоса, то чаще, то распевнее, и я понимала, что со мною что-то происходит. Что-то со скрипом скукоживалось и сворачивалось внутри, причиняя лёгкую боль, когти и шерсть с похрустыванием втягивались в тело, мамин голос временами начинал слышаться как будто через ватную подушку, а в следующее мгновение отдавался эхом, как в какой-то пещере, интерьер спаленки то сворачивался и скруглялся так, что я видела одновременно все четыре угла, то расширялся так, что углы разбегались куда-то вдаль.

– Ну, вот и всё, – сказала мама. – Спи, Настенька.

Я оглянулась на зеркало и увидела в нём обычную себя – от того чудовища, которым я только что была, не осталось и следа. Мне стало немножко грустно – у меня были такие мощные лапы, такие страшные когти, а теперь всего этого нет…

– Мама, а что…?

– Спи, доченька, спи. Тебе просто приснился плохой сон. Повернись на другой бочок, и приснится сон хороший, радостный. Там будет солнышко, и лужок, и по лужку будет бегать барашек. Спи, девочка моя, спи до утра…

Она подоткнула мне одеяло нежно и ласково, погладила по всему телу, поцеловала в висок, пошептала ещё что-то убаюкивающее и, когда я стала засыпать, удалилась.

Мне приснилось солнышко, и лужок, и барашек, бегающий по нему. Я побежала к барашку – быстро-быстро, а он испуганно закричал и принялся от меня убегать. Но я догнала его и поймала. Тут обнаружилось, что руки мои снова превратились в волосатые когтистые лапы, и я стала необычайно сильной – я схватила его за задние ноги, рванула их вверх, так что барашек просвистел у меня над головой, и потом изо всех сил грянула его оземь. От гулкого удара, казалось, земля под ногами слегка содрогнулась, а барашек лежал передо мной среди одуванчиков, уже не шевелясь и не блея. Я размахнулась и с хрустом вонзила свою правую лапу ему в грудь, а затем выдернула её, сжимая в кулаке кровавое сердце.

И в этот момент я проснулась.

Солнце пробивалось сквозь занавески и оставляло длинные лоскуты света на моём одеяле. Я привстала. В зеркале была обычная я – ничего когтистого и клыкастого.

Что же это было? Сон? Сон, не отличимый от яви? Сон, в котором я просыпалась, засыпала и видела другие сны? Сон, который должен был меня напугать? – Я представила себе, как о таком сне говорила бы Анна или Марья – ужасаясь и округляя глаза. А меня он совсем не напугал – он понравился мне! Я хотела снова оказаться в таком сне!

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула мама.

– Я так и думала, что ты уже проснулась, ягодка моя!

– Мамочка, мне снился такой странный сон!

– Плохой? Ты испугалась?

– Не-е-ет! Совсем нет! Он был… забавный! Он мне понравился – я в нём была такая необычная!

– Понравился?

– Да-а! Я была такая… сильная. Такая… необычная. Наверно, девочки сочли бы меня некрасивой, но я себе… даже понравилась.

Последние слова я произнесла сдавленно, борясь с робостью.

– А если бы это был… не сон? – спросила мама, и я подумала: «Неужели и впрямь, не сон?»

– Ты становишься старше, – продолжала мама. – Ты становишься девушкой. Ты будешь видеть странного всё больше и больше. Важно, чтобы ты хранила это в тайне! Никому не говори об этом! Помни – высшая добродетель, высшая благость для девушки – скромность, сдержанность, спокойствие и молчание! Никогда ничего не говори и не делай во гневе! Никогда и ничего не говори и не делай в радости! Какие бы чувства ни принуждали тебя к действию – досчитай до десяти и успокойся. Никогда и ни с кем не делись сокровенным – ни с отцом, ни с сёстрами! Только со мной! Что бы необычного ты ни захотела сделать, о чем бы сокровенном ты ни захотела с кем-нибудь поговорить, какая бы сердечная привязанность у тебя внезапно не возникла – ничего никогда не предпринимай, не поговорив со мной! Это очень важно! Иначе может случиться беда! Большая беда – с тобой или кем-нибудь ещё – может быть, с кем-то из дорогих тебе людей! То, что ты видела, был не сон. Я не могу сейчас рассказать тебе всего, но однажды обязательно расскажу. А сейчас мы с тобой должны научиться хранить эту нашу тайну!

Я слушала её как зачарованная, впитывая каждое слово. Казалось, великая загадка, как раковина, хранящая великолепнейшую из жемчужин, приоткрывает передо мной свои створки – на волосок, ещё на волосок…

Мама умела говорить так, что я внимала каждому её слову, и слова эти отпечатывались в моей душе, казалось, на всю жизнь, как самое важное.

– Хорошо, мамочка, – только и смогла ответить я.

А всю правду я узнала только спустя пять лет.