Растяпа. Бетонпрофит

От меня Геша ждет не комментариев или суда Соломона, а лишь внимания неравнодушного слушателя. Почти во всех рассказах, которые от него услышал, главный герой был благородным и бескорыстным, как Дон Кихот. Только рыцарь печального образа всегда стихал и умолкал потом до самого дома, когда на обратном пути подворачивали мы в Борисовке к какой-то расторопной бабехе, и за полцены Геша сливал ей два-три ведра сэкономленной в рейсе солярки. А я делал вид, что все в порядке вещей, и моя невозмутимая улыбка в эти минуты становилась похожа на гримасу придурка с осликом – того, что звался Санчо Пансо. Однако, предпочитаю этот период своей жизни обозначить словами – все-таки было здорово!

Едем дальше…

Озеро Увильды – место нашей разгрузки. Федорыч заваливается спать, а я суечусь туда-сюда – время моей работы настало. Сдаю документы, получаю деньги на новый заказ, наблюдаю за разгрузкой. Как-то не загорается душа созерцать красоты заповедного края. Но вот однажды Великов взял с нами в рейс внучку Вику. Вообще-то он её Лёхой зовёт. Почему? Да потому что она с пацанами лихо гоняет футбол, кладёт кирпич на раствор, когда дед чинит печку, не без пользы гремит ключами, когда машину ремонтирует…

– Перестилала с отцом крышу, – рассказывает Великов. – Меня далёко увидала – с остановки шёл. Мигом вниз, рубон подогрела, на стол накрыла. Я в ворота – она за рукав тянет: «Поешь, дед, на крышу полезем – с тобой интереснее работать».

Едем втроём – чуть замаячат встречные машины о впереди поджидающих гаишниках, Великов:

– Лёха, брысь!

Вика прячется в спальнике, за нашими спинами.

Как-то попросила остановить машину у придорожного кафе – принесла три мороженки. А мне нельзя – горло не терпит холодного. Вика вздыхает и подаёт брикет Фёдорычу:

– Отдувайся, дед.

На Увильдах в Вику вселяется бес – шмыг туда, шмыг сюда – только её и видели. Великов досадливо махнул рукой и полез в спальник. Я скорее дела спроворил, пошёл искать непоседу – мало ли чего: ей годов-то всего одиннадцать.

В следующий рейс Вика берёт с собой аппарат, и мы устраиваем фотосессию. Она позирует, стоя в воде по колена, над водой верхом на дереве, в его корнях под обрывистым берегом, размытым прибоем… на фоне далёких гор. Фотографируем и собираем голыши – скруглённые волнами камешки. Они красивы как самоцветы, хоть в оправу вставляй. Но Вика говорит:

– Это для аквариума.

Наступила осень, и наш дорожный товарищ в школу пошёл.

– Мама ее такая была, – рассказывает Великов, грустя и скучая. – Весь Советский Союз со мной объездила. Баранку крутила, ремонты делала. У неё чёрный пояс по карате. Замуж вышла, родила – всё, женщиной стала, обабилась…

Хорошо это или нет? Вновь возвращаемся к женской теме. Вдали от дома, о чём же ещё говорить, как не о прекрасных наших дамах.

– Дома своя путана – сколько не заработаешь, всё ей мало… всё мало. Хоть через голову крутись, а вынь да положь. Эти бабы – в клочки нас порвут ради материального благополучия.

– Стимулируют, – пытаюсь заступиться за слабую половину.

– Ага, а чуть что случись, ребёнка за руку и к мамочке – хороший стимул. Придёшь мириться, а там тёща ворчит – научись зарабатывать, зятек, потом семью заводи.

– А любовь, Геш?

Любовь для романтика дорог – что-то ускользающее и непонятное, как черта горизонта. Любовь…. Да, он непротив, чтобы его любили – чтобы заботились о нем, с ума сходили… Но чтобы самому сходить – ну, уж нет: он в сумасшедшие не желает. Лучше он деньги будет зарабатывать, и позволять себя любить, а не муси-пуси всякие разводить. Ведь он мужчина серьезный – любовь не для таких, как он.

По-моему, не лишено резона. Главное: платформа мужская – работать и зарабатывать, а остальное от женщины. Хочешь, чтобы тебя на руках носили – будь подъемной.

А Геша уже сам с собою тихо ведет беседу:

– Эх, бабы-бабы, их только в душу пусти – тут же с удовольствием наплюют, напакостят, изваляют в перьях, выставят на всеобщее обозрение. Знаем. Проходили. Больше не хочется….

Он курил, отвернув лицо к окну, избегая встречаться со мной взглядом, как если бы хотел утаить еще что-то, более важное. И я молчал, не желая побуждать его к продолжению этого тягостного разговора…

Однажды угодили в Увильдах на сабантуй таджиков-строителей. Ну, праздник не праздник – агитбригада женщин с пониженной социальной ответственностью приехала в гости обслуживать гастарбайтеров. Хохочут джамшуты, хлещут пиво – не работают сами и нас не собираются разгружать; впрочем, и нечем – кран не заказали. Для меня это свинство, которому нет названия – русские путаны обслуживают таджиков-калымщиков, лишая финансовых поступлений страну сплошного урюка. Им что, деньги некуда девать? С другой стороны, полгода вдали от дома, в чужом краю…

Короче, на наших глазах разворачивался гадкий, гнусный, но соблазнительный канкан прелюбодеяния и пьянства.