Растлённая

Даже когда Стас ухмыльнулся, она все еще надеялась, что ничего не будет. Слишком долго они не приходили в спальню, что, конечно же, укрепило надежду. Шушукались, хихикали, ходили по квартире. Растягивали предстоящее удовольствие. Когда все-таки пришли, она заплакала.

- Наша Оля громко плачет, - рапортовал Стас, вытянувшись по стойке смирно. - Уронила в речку мячик. Тише, Оленька, не плачь, я куплю тебе калач.

Затем улыбка растаяла, на ее месте образовался оскал.

- И отымею, как следует, сучка.

Он начал стягивать с нее джинсы, Влада помогала, держа сестру за руки.

- Папочке вздумала пожаловаться, - бормотал Стас, пока девушку раздевали. - Папочке, да? Если ты - давалка, нечего пенять на других. Я тебя сейчас научу, тварь. Научу, как хорошо себя вести.

Снова был извращенный способ. Снова Оля завывала от боли. Когда Стас слез с нее, от стремления убить его почему-то не осталось и следа. Пришла мысль, что она совершит преступление. И хотя у нее на это веская причина, для правосудия это будет ничто. И что ее ждет, если она лишит жизни это животное именуемое Стасом? Не будет ли ей потом еще хуже, нежели сейчас? Ведь ее посадят! Не в настоящую тюрьму, куда-то для несовершеннолетних, но, говорят, там еще хуже. Она снова войдет в ад, только с другой стороны. Влада же будет жить прежней жизнью. Она забудет Стаса, безболезненно и быстро. Оля почему-то была уверена в этом. В этом и была проблема. Стасу она отомстит, но сестра отделается испугом. Она ускользнет от того, что заслужила не меньше своего самца.

Пожалуй, именно осознание, что все не так просто, что за все придеться ответить, обескуражило ее. Пока она их ждала, мысли вертелись вокруг того, сможет ли она совершить задуманное. Теперь же перед ней будто открылась обратная сторона медали. Получалось, даже закон против нее.

Когда Стас отдохнул, был второй раз. После второго - третий. Лишь когда они покинули комнату, она пообещала себе, что следующий раз должен стать последним. И она выполнит задуманное, несмотря ни на что.

Она понимала, времени, чтобы убедиться, так ли это, оставалось немного.

15

Она сидела и смотрела на нож. В спальне Влады слышались стоны. Они занимались друг другом наедине с собой. Почему-то ушли от нее. Не заставили стоять рядом со свечкой и смотреть, как они это делают. Может, пресытились?

Иди, говорила она себе. Иди, и проткни его разков двадцать. Просто наноси удар за ударом. Он как раз ничего не видит вокруг, самый удобный момент. Лучшего и быть не может.

Минула среда, пришел четверг. День, подаривший перерыв. Мысль об убийстве точила ее мозг, эта мысль измучила ее. Четверг прошел в нервном ожидании. Томительное нечто, каплями барабанящее по черепной коробке. Кажется, капли превратились в кувалду, каждый такой удар, казалось, должен был убить. Кажется, уже после первого удара в голове возникла пробоина.

Влада со Стасом так и не пришли. Оля думала, что новое глумление состоится не раньше выходных, когда родители после двухнедельного перерыва уедут на дачу. Она уже чувствовала, очередной виток мучений должен затмить все. Суббота, спрессованная с воскресением, ужасно долгий срок, и сладкой парочке некуда спешить. Тем лучше. Тем лучше. Это заставит ее, наконец, решится. Прижмет в угол, не оставит выбора. Это станет для нее последним толчком.

Поэтому она оказалась удивлена, что они явились в пятницу. Возможно, подстраховались, неуверенные, что родители действительно уедут на дачу. Они застали ее врасплох. Наверное, поэтому она впала в истерику и, вместо того, чтобы принять боль, унижение и настроиться на предстоящее, стала умолять их, не трогать ее. Когда же ухмыляющийся Стас повалил ее на кровать, у нее вырвалось:

- Вы пожалеете, предупреждаю в последний раз.

Это, конечно, было ошибкой. Это не остановило дальнейшее и лишь усилило злобу Стаса.

Оля вернулась к прежним мыслям, когда мучители ушли из спальни. Вскоре она и услышала возню в комнате Влады. Тогда она нагнулась и достала нож из-под кровати, где он благополучно пролежал двое суток. По-прежнему яркое, режущее блеском лезвие. Длинная деревянная ручка. Та же металлическая прохлада.

Иди же! Иди пока есть возможность.

Оля поднялась. Пальцы едва не разжались сами собой. Нож, будто ненадежный союзник, так и норовил выскользнуть из рук. Казалось, он боялся не меньше Оли.