О чем она думает? – гадал Джозеф, видя ее замешательство. Может, она жалеет, что согласилась со мной ехать?
Он собрался за час до того, как выехать, и у него было много времени на раздумья. Он думал о Рейчел и о Марии. По отношению к одной он чувствовал вину, поэтому нервничал. К другой – он и сам до конца не знал, что чувствует, и оттого нервничал еще сильнее.
– Эти танцы в вашем городе – старая традиция? – спросил он, проезжая по главной улице Голд-Спрингс.
– Да, их устраивают вот уже более ста лет, – ответила Мария, довольная, что нашлась нейтральная тема для разговора. – Эти танцы открывают в городе Неделю основателей, которая оканчивается большим парадом для туристов.
Они доехали, Джозеф обошел вокруг пикапа и открыл дверцу.
– Как твое колено?
Она повернулась, и его взору предстали ее длинные ноги, затянутые в черные колготки.
– В полном порядке, – только и удалось ей ответить под его пристальным взглядом. Похоже, Джозеф не мог оторвать глаз от ее коленок.
– Должен согласиться с твоим утверждением, – сказал он с улыбкой. – Пожалуй, и второе тоже в отличной форме.
– Я… ох…
Она выскользнула из машины и попала прямо в его руки. Джозеф обнял ее и прошептал на ухо:
– Ты передумала, Мария?
– Да, а потом еще раз передумала, – ответила она хрипловато, но с готовностью раскрыла губы, когда он склонился над ней и поцеловал.
Из открытых дверей центрального холла лилась музыка. Находясь в объятьях Джозефа, Мария чувствовала, что все правильно. Все вокруг словно кружилось в сумасшедшем хороводе, и только Джозеф был для нее поддержкой и опорой, на которой держался ее мир. Ее губы были созданы только для его поцелуев.
– Не беспокойся, все хорошо, – прошептал он ей, касаясь губами шеи.
– Беспокоиться – одно из моих любимых занятий, – ответила она, проводя кончиками пальцев по его лицу. – Что ты делаешь с моей жизнью?
– То же, что ты делаешь с моей. – Он притянул ее ближе, Мария не сопротивлялась. Его горячее мускулистое тело заставляло ее вздрагивать и прижиматься к нему все плотнее. Его поцелуи делали ее легкой и невесомой, наполняли тело ожиданием.
Все те годы, что она любила Джоша, Мария ни разу не испытывала таких необычных ощущений. Горячее, сумасшедшее желание заставляло ее тело пылать. Она никогда не питала к своему мужу такой страсти. Эта мысль подействовала на нее словно ушат холодной воды, и душу сжало леденящее чувство вины.
– Пойдем, – сказала она смущенно, отодвигаясь от Джозефа. Ей совершенно не хотелось идти на танцы, но было слишком больно думать о Джоше, оставаясь в объятьях шерифа.
– Да, ты права, – сказал он хриплым голосом. Он хотел попросить Марию остаться с ним, поехать домой и забыть о всех праздниках с танцами и пуншем. Пусть этот город горит огнем, ему все равно! Ему хотелось заняться с Марией любовью и навсегда изгнать призрак ее мужа, заставляющий ее страдать.
Почувствовав, как Мария отталкивает его, он понял, что хочет невозможного. Глубоко вздохнув и прижав ее к себе еще на мгновение, Джозеф ощутил, до чего хрупка и нежна эта женщина…
– Шериф! Мария! Не стойте там на холоде! – Двери салуна распахнулись настежь, и на улицу выплеснулся свет и шум развеселой толпы.
Их бы тут же разделило и разнесло в разные стороны, но Джозеф крепко держал ее за руку. Мария шла по залу и чувствовала на себе взгляды – любопытные, завистливые и даже злые.
Хозяйка, одетая в красное платье с роскошным боа, забрала у нее пальто. Маркс с огромными приклеенными усами и в тельняшке разносил напитки в маленьких стаканчиках.
В углу небольшой оркестр наигрывал веселые мелодии, но их почти не было слышно за гомоном и смехом, наполнявшими зал. Джозеф едва успел увернуться от большой группы горожан, которые обтекали их, подобно бурной реке. Повысив голос, он пригласил Марию на танец. Она кивнула и, дойдя до танцевальной площадки, вновь оказалась в его руках.
Танцуя, Мария повернулась в сторону, разглядывая остальные пары. Ей не хотелось, чтобы Джозеф смотрел ей в глаза: боялась, что он увидит там бурю чувств – любовь и сомнения.
– Здесь довольно шумно, – заметил он.
– Таков уж День основания, – ответила она.
– Здесь, должно быть, собрался весь город, – сказал он ей на ухо.
Мария кивнула, поймав взглядом клан Лайтнеров, среди которых, однако, не было Томми. Они стояли неподалеку от оркестра. Рикки с насупленным видом следил за ними. Выражение лица Анны Лайтнер можно было описать только одним словом: злость.
– И весь город смотрит на нового шерифа, – напомнила она Джозефу.
– А мне кажется, что все смотрят только на твое платье.
Мария почувствовала, как ее щеки заливает румянец.
– Я знаю, что оно немного… коротковато, – закончила она, пытаясь одернуть юбку.
Глаза Джозефа проследили за ее движением. От ее усилий черная юбка только поднялась выше, еще немного приоткрыв стройные ноги. Джозеф едва не застонал, настолько сильным было охватившее его желание.
– Мария, прошу тебя, не пытайся ничего поправлять. Пусть будет как есть. Так мне спокойнее.