Читаем Расторжение полностью

кентаврессы в черном на роликовых конькахдуют в час пик по проезжей частина спине подрагивает миниатюрныйларчик-сумочка самовитой самкис начинкой для офиса туалета любви и так далеескандируя легкой отмашкой рукмне невнятную музыку или словокак таковое ну да ну даслалом однополый напалмнесущуюся из пристегнутых к декольтепластиковых дигитальных млечныхпохожих на перламутровые тельцамеханических скарабеевиерархические фигуркиманхэттена в пиджаках приоткрывающих крупкобылиц с выжженной правой грудьюперетянутой кожаной портупеейНут в радужном опереньепосюсторонняя блонд-чья стрелапущенная с тогоклитора света конца подземкипираньей пожирает пирамиды стекла-инкамой ротчерномазых желтыхбледнолицых чикано и пейсы курдовбелоснежные тюрбаны шоферов желтых желтых таксиприбывших в Нью-Йорк из одной желтой желтой пакистанскойдеревниза мнойсолнца лазерный дискно это ночью

и.___________________

Папочка твой смотал удочкиаж в конце семидесятых.Помню черную волгу на школьном дворе, и как тыбросаешься ему навстречу. Мы всевылезли поглазеть. Еще бы. Форменный твой передник                               уже тогдаславился дурной славой, то есть короткойдлиной. Воображал,что у тебя с ним роман, правда-правда; но самое смешное,как оказалось, это не было таким уж далеким отправды. Итак, ты повислав его объятиях, так что я не видел лица, а Долгушин,с которым вы сидели за одной партой науроках английского – он мучился, до смертиревновал к твоим ногам и произношению, – ухмыляясь,посмотрел в мою сторону. Нам тогдабыло тринадцать,                     и черная волгавпервые въезжала на школьный двор.

                               <…>

В госпиталь ко мнетебя не пустили. Лежалэмбрионом в боксе, с резиновойтрубкой во рту,иглой в пояснице;потом – с подушкойкислорода, чьи пузырькиподнимаются по позвоночнику вверх.Ой, мамочка, горячо!Полиэтиленовой пленкойпокрывается голова, превращаясь в гроздьвоздушную Монгольфьера(она-то им и нужна, ее-то онии сканируют).Сестранашатырный спиртподносит, дыши, говорит, чтобы в обморокне упал.Не… не…упал. Но было мне откровение(блажен читающий эти слова,ибо время близко):выносят меня вперед ногами;и у сестры в приемном покоехуйс наколкой «ВМФ»на залупе.

с.___________________

1

смотри смотри на San Francisco Bayкуда вложить свое либидо —в рекламу чудную в бирнамский лес огнейв слезоточивую браваду?и я там был как письмена горелс боснийкою в босой бойницебольничных корпусов разорванной петлицыиприт очей моих не позабудь нарытьмогил влагающих как майя или кали– и все русистки – и трамвай зиял…какое-то подводное свеченьекак бы Кузмин на цыпочки привстал —

2

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза