Растрата

– Пыталась разбудить тебя на завтрак – не смогла! – сказала Саша. – Здоров же ты поспать! Завидно стало… Я едва в три часа уснула. Тут же человек, можно сказать, в двух шагах от тюрьмы и спит как младенец!

Илья опустил ноги на пол и свалил с себя тулуп. Брюки и жилет измялись, а на рукаве сорочки чуть ниже локтя темнело масляное пятно. Он инстинктивно прикрыл его ладонью и глянул на Сашу: кажется, ничего не заметила… Видимо, вчера ночью где-то испачкался.

Рогожников отыскал туфли, обулся и пошел к выходу.

– Стой! – сказала Александра. – Это ты где так зад себе вымазал? Посмотри, в мазут, что ли, сел?

Илья отряхнул брюки, пытаясь глянуть на пятно и заворачивая назад голову.

– Дня не поносил, а уже… – сокрушенно вздохнула Саша. – Снимай, я почищу.

Ему вдруг стало обидно и жалко нового костюма. Как теперь появиться в суде? А там придется наверняка задом стоять к залу, и все сразу поймут, что приоделся он только для виду, бдительность судей притупить. На самом же деле костюм с пятном – значит, подсудимый Рогожников неряха и плохой семьянин. Илья тихонечко выругался и снял брюки. Огромное черное пятно графитно поблескивало, и Рогожников сразу понял, что его так просто не отчистить. А в мазутных пятнах он разбирался. Пришлось надеть старые замасленные штаны, но теперь изящная жилетка и рубашка выглядели на нем смешно и нелепо.

– Я, пожалуй, переоденусь, – сказал он себе вслух и торопливо начал стаскивать жилет и сорочку.

– Я быстро, – замахала руками Саша, – принеси мне бензину!

– Говорил же, измажу, – бурчал Илья, – ночью… это, двигатель барахлил…

Он натянул привычный и как-то по-родному пахнущий свитер, намотав портянки, с удовольствием сунул ноги в болотники. Затем отправился на корму, где была привязана бочка с бензином, и налил его полведра.

– Куда столько?! – ужаснулась Александра.

– А ты вот так, – сказал Илья и, взяв штаны, окунул все пятно в бензин. – Поклади, пусть отмокают.

Рогожников выставил ведро на палубу, чтобы не воняло, и зашел в рубку. Типсин стоял за штурвалом, широко расставив ноги, и легонько насвистывал. Самоходка в его руках шла плавно, ровный гул дизеля и мощная фигура рулевого внушали уверенность и надежность.

«А что? Возьму да отдам Ваське „Золотую“! – возникла мысль у капитана. – После рейса поговорю с начальником ОРСа. Зачем искать какого-то капитана? Удостоверение у него есть: парень он надежный!..»

От этой мысли Рогожникову стало хорошо, радостно. «Двигатель новый, корпус мы хорошо заштопали, – продолжал думать он, – авось еще года два-три протянет. А там… Черт знает, сколько сроку дадут? Первая судимость все-таки… может, года два-три и дадут. Приду и – снова на „Золотую“! В хороших руках-то она еще поработает, поплавает!.. На суде покаюсь, прощения у Лиды попрошу, у ребятишек. Не железная она, поймет. Куда я без них-то? Что за жизнь будет?.. Освобожусь, посажу всех на самоходку и поплывем по Енисею! Витьку – за штурвал. Ящик подставить – как раз будет. Вообще-то он и подрастет за это время. Любашу – на камбуз. А мы с Лидой будем сидеть на скамеечке под рубкой и смотреть вперед…»

– Давай, Васька, привыкай! – Капитан похлопал Типсина по плечу. – По-хозяйски, значит, относись!

– Я уж привык, – небрежно ответил рулевой и снова засвистел.

«Только наказать Ваське надо, пусть за следующую зиму рубку переделает, – думал Илья. – Эта дребезжит и скрипит, зараза. Сварить железную, а внутри деревом для тепла обделать. И приборную панель заменить. Неплохо бы мачту и флагшток новые заказать. В Игарке их делают и недорого берут. Как ласточка пошла бы „Золотая“!»

– Так идти – ночью в Совречке будем! – сказал Илья. Ему очень хотелось поговорить с мотористом, но тот упорно молчал.

Капитан полистал вахтовый журнал, без дела сунулся в аптечку, сорвал несколько листков с календаря – до суда оставалось два дня.

– Меня скоро – того… – проговорил он, – на скамью…

– Ага, – равнодушно бросил Типсин.

– Чего «ага»? – спросил Илья. – Меня на скамью, а тебе – ага!.. Я вот думаю, это… прощенья попросить на суде у жены, у ребятишек…

– У ребятишек-то зачем? Они малые, ничего не понимают, – проронил рулевой и хохотнул: – И у этого еще попроси, у фраера, который с бабой твоей шухарил.

Илья насупился:

– Если от него будет зависеть моя дальнейшая жизнь – и попрошу… Он-то что, он только из школы ее провожал, портфель помог донести…

– И-эх! – вздохнул Васька и, крутанув головой, выматерился. – Я б такую бабу… Портфель донести! После такой помощи у баб пузо начинает расти! Конешно, твое дело, можешь прощенья просить, пусть народ над тобой похохочет.