Расцвет и упадок государства

Ситуация в классических городах-государствах была совершенно иной. Конечно, и греческий полис (насколько позволяет судить доступная нам информация), и римская республика долгое время сохраняли следы предыдущей системы. В обоих случаях граждане не составляли единое целое, но подразделялись на «демы», «фратрии», «курии», «центурии» и «племена», которые, по крайней мере в Риме, голосовали en bloc[41]. Кроме того, ни в том, ни в другом случае граждане не были организованы на основе кровных уз и поэтому могли спокойно жениться на дочерях друг друга. Тем более городские сообщества не основывались на какой бы то ни было форме «владения» одного человека другим. Напротив, в Греции и Риме «правительство» (arche, imperium) определялось как форма власти одних людей над другими, которые, в отличие от членов семьи и рабов, были равны (homoioi) перед законом и не «принадлежали» друг другу ни в каком смысле. Так была проведена очень четкая граница между частной (idios, res privata) и публичной (demosios, res publica) сферами. Внутри дома (oikos, domus) общественные взаимоотношения основывались на праве владения, осуществляемом главой семейства (pater familias) над зависимыми от него лицами, как связанными, так и не связанными с ним кровно (в последнем случае речь идет о рабах), которые, естественно, не были «лицами своего права» (имели ограниченную правоспособность). За стенами дома существовали политическая власть или правительство.

Насколько мы можем предположить, таких структур, как полис, еще не существовало в Микенской цивилизации, простиравшейся на территории Южной Греции вдоль Эгейского моря на протяжении второго тысячелетия до нашей эры. Не встречаются они и в «Илиаде» Гомера, которую населяли исключительно вожди (basileis), члены их родов и их по большей части анонимные сторонники[42]. Указания на их существование впервые встречаются в другом, предположительно более позднем эпосе — «Одиссее», написанном незадолго до 700 г. дон. э., и предположительно изображающем социальное устройство за век или два до этого[43]. В ней есть отрывок, где Телемах, сын героя, придя к Менелаю, сообщает хозяину, что он пришел «не за общим народным, за собственным делом». Как будто специально, чтобы убедить читателя в приходе «дивного нового мира», поэт прибегает к подобной терминологии и еще в двух местах. Во втором отрывке тот же Телемах говорит женихам своей матери, которые разоряли его наследство, что это дом его отца Одиссея, а не «публичное место»[44][45].

Еще одно доказательство возникновения полиса как нового типа политического образования дает надпись, найденная на Крите и датированная второй половиной VII в. до н. э. В ней граждане Дрероса торжественно постановили и объявили, что магистрат с титулом «kosmos» не имеет права вторично занимать этот пост, пока не пройдет десять лет, иначе его лишат гражданских прав и «все, что он делал как kosmos [курсив добавлен], будет считаться недействительным и ничтожным». Отметим различие между должностью, которая является временной, и человеком, который ее занимает и который продолжит жить своей частной жизнью, после того как его полномочия закончатся. В настоящее время это является самым ранним из известных нам прямых упоминаний магистратов[46].

Разработка зрелой теории разделения власти и собственности — по-видимому, самого важного политического изобретения во все времена — заняла, вероятно, не одно столетие. При этом более ранние представления, смешивавшие то и другое, изживались нелегко. В Афинах, например, только во время реформ Солона в 594/3 г. до н. э. было отменено долговое рабство и была проведена четкая грань между свободными (гражданами) и несвободными (рабами); в Риме та же реформа была проведена еще позже. Последним значимым политическим теоретиком, который, глядя назад в историю, хотел править городом, как если бы он был расширенным домохозяйством, был Платон в диалоге «Государство». За это его критиковал Аристотель, который совершенно справедливо указал, что семья и город представляют собой абсолютно различные институты, и что социальные принципы, лежащие в основе одного, неприменимы к другому[47]. Используя Платона в качестве мишени для критики, Аристотель, писавший примерно в середине IV в. до н. э., посвятил первую часть своей «Политики» в основном детальному исследованию этого различия[48]. Он был совершенно прав, поместив это в начало своей книги. В сравнении с этой идеей, все прочие конституционные установления, которые он обсуждает в книге — или которые существовали в каждодневной жизни различных городов-государств — имели второстепенное значение, можно сказать, почти никакого.