Когда Карл, стремясь добиться императорской короны, в 1519 г. повернулся к Испании спиной, города решили, что их время пришло. Среди средних классов и ремесленников десятилетиями назревало сопротивление аристократическому вмешательству; теперь же новые королевские налоги стали основанием для новых обид[255]
. Знак к восстанию был подан в мае 1520 года, когда Толедо изгнал своего коррехидора. В следующем месяце бунт распространился на большинство городов Старой Кастилии. Один за другим они изгоняли королевских чиновников и сборщиков налогов (некоторые особо неудачливые по ходу дела были убиты) и провозгласили comunidad[256]. В июле представители четырех городов встретились в Авиле. Они учредили революционную хунту, которая изгнала регента Адриана Утрехтского из Вальядолида и поставила альтернативное правительство. Движение достигло кульминации в сентябре, когда хунта, на тот момент представленная 14 городами из 18 и опиравшаяся на собственную армию, провозгласила, что королевство выше короля и что они сами представляют королевство. После некоторых колебаний регент отреагировал тем, что кооптировал представителей высшей знати в правительство. Мобилизовав их силы, а также свои собственные, он нанес поражение восставшим в битве при Вильяларе в апреле 1521 г. Города по очереди были подвергнуты осадам пока, наконец, сам Толедо не был вынужден сдаться в октябре 1521 г.Одновременно с кастильским движением комунерос
в Арагоне действовали германиас (народные ассоциации), которые стремились вырвать контроль над городами из рук властей, хотя эти два движения никогда не взаимодействовали между собой. Как и в Кастилии, бунт в основном был поднят средним классом и был направлен в равной степени против возрастающей власти аристократии и против короны. И так же, как в Кастилии, когда движение было подавлено, победителем из схватки вышла корона. Однако испанская королевская власть меньше, чем французская, преуспела в установлении равновесия между знатью и городами. В Арагоне города практически полностью были оставлены на милость грандов, которые на протяжении нескольких веков делали все возможное, чтобы превратить страну в средиземноморскую Польшу. В Кастилии поражение сделало их бессильными, дав Карлу V и Филиппу II возможность выжать из них все соки при помощи королевских монополий, экспортных пошлин, принудительных займов и неоднократных изъятий ввозимых драгоценных металлов[257]. Кастильскую экономику, за счет ресурсов которой велись многолетние испанские военные кампании в Средиземноморье, а впоследствии и в Нидерландах, не мог спасти даже возрастающий приток серебра из Нового Света. В 60-е годы XVI в. стали заметны первые признаки упадка городов, во многом обусловленного невыполнимыми требованиями королевского налогообложения, которому города не могли сопротивляться[258]. Их жалобные просьбы о послаблении ни к чему не приводили. Между 1600 и 1700 г. городское население Кастилии (кроме населения Мадрида) сократилось более чем наполовину[259], тем самым поставив Испанию на путь экономической и социальной отсталости, от которой она начала оправляться только после наполеоновского завоевания, а по большому счету — лишь в конце XX в.Наконец, в двух странах, Швейцарии и Нидерландах, города не только не подчинились королевскому правительству, но сами оказались в состоянии взять верх. Самым большим достижением швейцарских городов было то, что они, в отличие от итальянских, никогда не лишались лояльности сельской счету — лишь, которыми они правили[260]
. Как заметил Макиавелли в L'arte della Guerra[261], после Форново в 1494 г. итальянские армии стали знамениты своей бесполезностью, поскольку рассыпались еще до того, как был нанесен первый удар. Иначе обстояло дело со швейцарскими армиями, которые за несколько прошедших столетий создали себе заслуженную репутацию смелых и даже свирепых. Как следствие, они могли противостоять попыткам Габсбургов подчинить их себе; позже они были столь же успешны, сражаясь с правителями Бургундии, Франции и Савойи. После этого они перешли в наступление и собрали из лоскутов разбросанных округов, связанных между собой лишь горными тропами, крепко сплоченную страну. Хотя официальное отделение от империи произошло только в 1648 г., задолго до этого Цюрих, Берн и прочие создали свободную конфедерацию, которая была практически независимой. Уже тогда она приняла политику вооруженного нейтралитета, столь характерную для страны в последующие века. Прервавшись только во время французских революционных войн, эта политика оставалась неизменной вплоть до 1847 г., когда разразилась скоротечная гражданская война, которая привела к созданию современного швейцарского государства.