Их воодушевило только своевременное прибытие вместе с семью сотнями человек генуэзского специалиста по обороне обнесенных крепостными стенами городов Джованни Джустиниани, которого император назначил главнокомандующим и который немедленно занялся работой при неослабевающей помощи населения, чтобы укрепить стены, расчистить рвы и в целом улучшить систему обороны. Тем временем были собраны все имеющиеся запасы оружия для его перераспределения в те места, где оно требовалось больше всего. Испытывая нехватку не только в людях, но и в деньгах, император учредил фонд обороны, в который вносили пожертвования частные лица, монастыри и церкви. В это время серебряная утварь переплавлялась в церквях и шла на чеканку монет.
Султан прекрасно понимал, что предшествующие осады Константинополя оканчивались неудачей из-за того, что город подвергался атакам только со стороны суши. Византийцы всегда извлекали пользу из своего господства на море и могли поэтому доставлять морем запасы воды. Турки, со своей стороны, зависели от судов христиан при транспортировке своих войск из Азии. Поэтому, как отчетливо видел Мехмед, было жизненно важно собрать не только наземные войска, но и иметь военный флот. Понимая всю значимость господства на море, он уделил этому вопросу самое пристальное внимание. Именно поэтому Мехмед составил флот не только из старых, но и из новых судов, срочно построенных на верфях Эгейских островов, насчитывавший около 125 кораблей различных размеров наряду с различными вспомогательными судами.
Когда весной 1453 года эта армада под командованием адмирала-болгарина вышла из Галлиполи, чтобы плыть в Мраморном море, греки осознали, к своему изумлению и ужасу, что турки обрели флот, который численностью превосходил их собственный в пять раз. Султан собрал совет министров, чтобы обнародовать планы войны и получить разрешение на их реализацию. Он смог убедить министров в том, что теперь османы господствуют на море. Несмотря на прежние достижения, Османская империя, настаивал он, никогда не будет чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока она не овладеет Константинополем. И он убежден, что город нельзя считать неприступным. Лично для него, заключил Мехмед, ясно одно: если бы он не смог править империей, включающей Константинополь, то предпочел бы не управлять ею вовсе. Совет поддержал его.
Султан получил поддержку и со стороны духовенства. Сам пророк Мухаммед, как верила почти вся армия султана, отведет особое место в раю тому солдату, который первым ворвется в город. Разве же Мухаммед не пророчил: «Они завоюют Константинию. Славой будут покрыты князь и армия, которые осуществят это!» Султан сам часто заявлял, что он будет именно этим князем, торжествующим над «неверными» во имя ислама.
Греки, со своей стороны, были очень встревожены во время долгой, суровой зимы такими дурными предзнаменованиями, как землетрясения, проливные дожди, зарницы и кометы, наводнения, что, по их мнению, предвещало конец их империи и приход Антихриста. В канун рождества Христова в огромном храме Святой Софии прошла торжественная служба, во время которой был провозглашен союз между православной и католической церквями, ранее согласованный во Флоренции. Но греческая конгрегация неохотно принимала этот факт, и лишь немногие греки после этого готовы были войти в церковь, службы в которой было разрешено проводить только тому клиру, который поддержал союз.
С наступлением весны султан стал перемещать свою огромную армию через Фракию под стены города, куда его тяжелая артиллерия прибыла раньше его и куда он прибыл со своим последним отрядом 2 апреля 1453 года, на второй день Пасхи. Мехмед поставил свою штаб-квартиру на самой высокой точке, напротив центральной части расположенных на суше стен, с янычарами, ставшими лагерем вокруг него, и чудовищной пушкой и двумя орудиями меньшего калибра на оборудованной поблизости огневой позиции. Император занял свою позицию прямо напротив позиции султана, у ворот святого Романа, имея на флангах войска генуэзцев под командованием Джустиниани. Чтобы показать, что у него есть поддержка от христиан из Венеции, по стенам, чтобы это все могли видеть, промаршировала тысяча венецианских моряков в их резко отличавшихся от всех остальных своеобразных униформах.
После такой обоюдной демонстрации сил император писал султану: «Поскольку очевидно, что ты хочешь войны больше, чем мира, поскольку я не могу удовлетворить тебя ни моими заверениями в искренности, ни моей готовностью клятвенно подтвердить лояльность, пусть будет так, как ты желаешь. Я обращаюсь теперь и смотрю только на одного Бога. Будь его воля, что город должен быть твоим, где тот, кто сможет противиться этому? Если он осенит тебя желанием быть в мире, я буду только счастлив. Но я освобождаю тебя от всех твоих клятв и договоров со мной и, закрывая ворота моей столицы, я буду защищать свой народ до последней капли моей крови. Правь в согласии с Высшей Справедливостью. Бог призывает нас обоих к своему престолу, чтобы рассудить нас».