Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории

Оставался только один заслуживающий внимания кандидат, однако ему не благоволила королева. Бравада и громогласный патриотизм Палмерстона вкупе со стремлением сокрушить любого находящегося в пределах досягаемости деспота помогли ему завоевать симпатии радикалов из рабочего класса, которые в противном случае отнеслись бы к войне строго отрицательно. Он чувствовал, что народ его поддерживает. И потом, на ситуацию всегда можно было взглянуть иначе. «Я возражаю против кандидатуры лорда Палмерстона по личным причинам», — сказала королева. «Королева имеет в виду, — объяснил принц Альберт, — что она не возражает против кандидатуры лорда Палмерстона по причине его личных качеств». Этот оборот мог бы украсить сочинение Льюиса Кэрролла, если бы он писал в то время. Палмерстон (Пэм, как его называли многие) сколотил новый кабинет или, скорее, сохранил старый, избавившись от лишнего груза в лице Абердина, бывшего военного министра Ньюкасла и, конечно, Джона Рассела, который, как чертик из табакерки, вернулся позднее на должность министра по делам колоний. (Его нельзя было так просто убрать из политики.) Если бы не война, это правительство вполне могло бы выдержать взятый курс, но все же оно просуществовало достаточно долго, чтобы заключить мир. Палмерстон снова вышел вперед бодрой пружинящей походкой. Старый боевой конь рыл копытом землю. Что еще важнее, на этот раз он заручился поддержкой страны и выступал как защитник ее важнейших интересов.

Все участники устали от кровавой и грязной войны на крошечной территории, но Палмерстон не хотел прекращать ее, пока Англия и Франция не возьмут Севастополь. Как только эта цель будет достигнута, с отступлением русских можно будет всерьез начать мирные переговоры. 9 сентября 1855 года русские покинули крепость Севастополь. Англичане и французы, можно сказать, выиграли, но они не решались преследовать врага дальше. Однако в сложившихся обстоятельствах и это посчитали славной победой. Согласно оценкам, в Севастополе, к концу боевых действий превратившемся в дымящиеся развалины, погибло 300 000 русских. Одно из захоронений называлось «Кладбище сотни тысяч». Сильнейший шторм разметал укрытия союзников. Британское войско превратилось в толпу изможденных оборванцев.

Английская публика остро осознавала беспомощность военного командования. 13 декабря 1854 года в The Times писали: «Некомпетентность, бездеятельность, аристократическое высокомерие, бюрократические помехи, фаворитизм, рутина, упрямство и глупость правят бал в лагерях под Севастополем». Тем не менее народ Британии ждал, что весенняя кампания позволит окончательно разделаться с врагом. В противном случае двухлетнее кровопролитие, в котором командиры уже потеряли треть армии, оказалось бы напрасным. Люди жадно ждали новостей. Первый номер национальной газеты за пенни Daily Telegraph вышел 29 июня 1855 года. Стены деревянных бараков, в которых укрывались осаждающие Севастополь солдаты, покрывали картинки, вырезанные со страниц иллюстрированных газет. Прежде чем вопрос окончательно был закрыт, последовало еще какое-то количество бесславных боев. Попытка штурмовать крепость Редан провалилась: британцы просто отказались выходить из-за безопасных брустверов. Один из командиров, полковник Виндхем, назвал это «величайшим позором, который когда-либо постигал британского солдата». Эта война не располагала к красивым жестам.

Завершить свою миссию английская армия не смогла из-за Парижского мирного договора, подписанного в конце марта 1856 года. Участники войны настойчиво стремились вырваться из крымской трясины, но у них были противоречивые цели. Русские хотели извлечь из произошедшего толику выгоды или славы. Французы и британцы хотели уберечь Османскую империю как оплот против русских и одновременно возобновить собственное старинное, длившееся едва ли не с доисторических времен соперничество. В положениях договора в целом отсутствовала какая-либо определенность. Он гарантировал целостность Турции, открывал Дунай для судоходства и делал Черное море нейтральным — и только. Парижский договор обескуражил и разочаровал тех, кто считал, что в этой войне Англия сражается за правое дело. Непоследовательный и неэффективный, по мнению многих, мир привел англичан в замешательство и даже в ужас. Глашатаев, объявивших о заключении мира, обшикали у Темпл-Бар, и никто не знал, стоит ли зажигать на окнах свечи в честь праздника — или дело кончится разбитыми стеклами. Весь патриотический накал, все ожидания, все идеалы справедливой борьбы ровно ни к чему не привели.