Растворяясь в ярком свете

– А может, они и без теплицы бы справились? – Возражение само слетает с языка.

Мы с Синтией пристально смотрим друг другу в глаза, как противники в шахматах.

– Все может быть, – наконец соглашается она.

– Если эти тепличные огурцы нас чему и научили, – неожиданно встревает в разговор Чип, протягивая мне их полную корзину, – так это тому, что не со всеми культурами нужно нянчиться, чтобы получить урожай.

Похоже, Чип только что заработал мне очко. Когда Синтия отворачивается к цветной капусте, он подмигивает мне и говорит:

– Слушай, Эбби, разреши-ка мой внутренний спор! Я вот все гадаю, не следует ли нам называть кашу утренним супом?

– А овсянку, в таком случае, рагу? – не моргнув глазом, подхватываю я.

Он с силой шлепает себя ладонью по лбу.

– Это просто вынос мозга!

И тут я с удивлением понимаю, что мне действительно недоставало наших с Чипом странных разговоров.

Глава 12

За коттеджем Синтии есть участок, где всегда дует ветер. Отсюда открывается прекрасный вид на западную часть острова – поросшие травой холмы с виднеющимся в просветах между ними океаном. Я обнаружила это место в самом начале пребывания на острове, выбравшись из окна своей комнаты, которая действовала на меня удушающе. Теперь я прихожу сюда всякий раз, когда накатывает боязнь задохнуться без глотка свежего воздуха.

Или когда звоню маме. Успокаивающий ритм наших разговоров усиливается энергетикой этого места.

– Эбби! – Мама берет трубку после первого гудка, и я улавливаю в ее голосе панические нотки. – У тебя все хорошо? – Это ее стандартный первый вопрос. И произносит она его таким тоном, будто ожидает, что я бьюсь в истерике на другом конце линии.

– Привет, мам. Да, порядок. – Я устраиваюсь на небольшом складном стуле, свисающем с карниза дома. – Просто хотела поздороваться.

Мама облегченно выдыхает, а я, как обычно, шутливым тоном рассказываю ей несколько баек с работы. Мама разыгрывает свою роль как по нотам, притворяется, что ей весело.

Примерно в таком ключе протекают все наши разговоры со времени моего приезда на остров. Не потому, что так проще, а потому, что больше и говорить-то не о чем. Происходящее кажется чересчур значительным и в то же время совершенно бессмысленным.

– Уверена, что у тебя все хорошо? – настойчиво повторяет мама. – Не нужно щадить мои чувства, Эбби. Просто скажи правду.

– Я тебе ее как раз и говорю. Честно. Дела идут нормально.

– Ох уж это пирожное картошка! Я пролила чай. Минуточку. – Мамин вариант проклятия всякий раз вызывает у меня улыбку. Она учительница младших классов и, когда только поступила на работу, едва не выругалась перед своими четвероклассниками. Она тогда так испугалась, что пересмотрела свой бранный лексикон и изобрела смешные фразочки, призванные удержать ее от настоящих ругательств. Судя по тому, как часто она кричит «Японский гриб!» или «Закрой переднюю дверь!», сквернословить она любит.

Несколько мгновений спустя я снова слышу в трубке мамин голос:

– Как отношения с Синтией?

– Хорошо, – сдержанно отвечаю я. – Замучила намеками, что я должна посетить занятие по йоге, которое она будет проводить в эти выходные в шесть часов утра на пляже.

Мама недоверчиво фыркает.

– Мне трудно представить Синтию бодрой и полной сил в такую рань. Она всегда была ночной гулякой, из тех, кто до утра отплясывает в туфлях на высоких каблуках.

– Неужели? – Сейчас Синтия обычно ложится спать в девять вечера. Хотя о какой разнузданной ночной жизни может идти речь на этом острове?

– Приезжая погостить к ней в Лос-Анджелес, мы могли не сомневаться, что нас ожидают приключения, – оживившись, продолжает мама.

Много лет назад, когда мои родители встречались, а потом поженились, мама с Синтией отлично ладили, но мне все равно странно слышать, как она говорит о тете с таким знанием дела. Особенно учитывая, что на моей памяти они вообще не общались.

– Передавай ей от меня привет. – Мама просит меня об этом всякий раз, как мы созваниваемся, но только сегодня я отмечаю, что она говорит искренне.

– Непременно, мам. До скорой связи!

– Кстати, о связи! Я получила уведомление из секретариата университета Колорадо. Что-то о недостающих документах.

«Анкеты на проживание, о которых говорила Нина». Те, которые я мысленно запрятала в старую добрую мамину корзинку с надписью «Отложить на потом».

– Верно. Я разберусь.

Закончив разговор, я еще некоторое время сижу не двигаясь. Знаю, что нужно вернуться в дом, терпеливо дождаться, пока супермедленный Wi-Fi загрузит бланки, присланные из Колорадо, и, наконец, их заполнить. Ничего сложного, правда?

Но когда я спрыгиваю с подоконника в свою комнату и вижу ноутбук, мое тело накрывает волной холода, словно температура вдруг понизилась градусов на двадцать, и Адова Бездна пробуждается к жизни. Черт, черт, черт! Всякий раз при мысли о колледже, волейболе или жизни вне острова у меня перехватывает дыхание.

Раздосадованная, я заставляю себя открыть папку «Входящие», но Бездна продолжает шириться, как впитывающая воду губка. В горле у меня пересыхает, сердцебиение учащается, комната начинает вращаться перед глазами.