– Сольвейг! Перестань. У меня и так всё кружится перед глазами. А ты ещё тут машешь перед ними. Лучше дай мне воды и скажи Аслауг, чтобы принесла прямо сейчас кусок глины. Беги, пока я не забыла.
Сольвейг моментально вернулась и дала подруге напиться:
– Зачем тебе глина? Даже не могу предположить. Ты хочешь вылепить его лицо? Не замечала за тобой таких талантов. Ну, расскажешь ты мне все, в конце концов!? Я сейчас от любопытства лопну! У-у-у!!!
– Заткнись. Ты сейчас меня собьешь, и я всё забуду. Дай мне сосредоточиться
Молчания Сольвейг хватило ненадолго:
– Ода! Может хватит издеваться? Конец пришёл моему терпению!
– Да! Принеси мне грифель.
– Что это такое? И где я его возьму?
– В комнате, где Гейр нас рунам обучал. Это такая острая костяная палочка. Ей пишут.
– А, знаю! Она украшена драконом страшным, проглотившим человека!
– Точно! И тогда церу принеси, если найдёшь.
– Церу? А! Дощечку с воском, на которой пишут.
– Ты ещё здесь?
– Слушаюсь, повелительница! – съязвила Сольвейг и тут же исчезла.
Через минуту она вернулась с грифелем в руках. В его верхней части был искусно вырезан дракон, заглатывающий голову мужчины. Греки, как рассказывал Гейр, называли грифель стилосом.
– Не нашла я церу.
– Ладно, сейчас Аслауг глину принесёт.
Дверь открылась и вошла кормилица:
– Столько хватит? – она поставила на пол тяжелую кадку полную сухих комков глины.
– О-о-о! – только и смогла воскликнуть Адель, вновь схватившись за больную голову. – Мне всего-то надо, чтобы в ладони помещалось.
– Мне кто-то об этом сказал? – невозмутимо проворчала Аслауг. – Ещё не завтракали, а уже им глину подавай. Хорошо хоть, не молодильное яблоко Идунн64
, а всего лишь глину. Мне стол накрывать надо, а ты бегай по ямам, да канавам, глину собирай, как ума лишённая богами …Кормилица ушла, а Адель поднялась с постели и стала разминать кусок глины, добавляя воду, пока не получилась лепёшка. На этой лепёшке она стала острым концом грифеля чертить рунную лигатуру, увиденную во сне. Быстро в точности изобразить не получалось и время от времени, чтобы вспомнить, Ода поднимала голову вверх, закрывая при этом глаза.
Вокруг неё суетилась Сольвейг, заглядывая то через одно плечо подруги, то через другое:
– О, господи! Что ты там карябаешь? Объясни мне, наконец!
– Ты можешь помолчать?
– Молчать, молчать, молчать. Что за манера, затыкать всем рот? Я тоже хочу знать, что ты увидела, и что сейчас творишь.
– Сольвейг, если ты сейчас не заткнёшься, то я забуду, то, что увидела и никогда тебе не расскажу о вещем сне. И тогда ты точно лопнешь!
Сольвейг надулась и села в стороне от подруги на сундук, насупившись и раздувая от обиды ноздри.
Наконец Ода закончила царапать стилосом по глине:
– Вроде так это было, – она вытянула перед собой руку с глиняной лепёшкой в ладони и, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, попыталась оценить результат своей работы: – Да, точно, так!
Хмурая от обиды Сольвейг вытянула голову вверх, пытаясь со своего места рассмотреть, что там получилось у Оды. Но так и осталась в неведении – какие-то непонятные чёрточки и загогулины.
Ода повернулась к подруге:
– Не обижайся, сейчас всё объясню.
Сольвейг с энтузиазмом вскочила, но Ода вытянула раскрытую ладонь в её сторону, означавшую «стоп»:
– Но сначала найди Гейра и приведи его сюда.
Сольвейг опять глубоко вдохнула и выдохнула воздух через рот:
– Боже ты мой, он-то нам зачем?
– Раз говорю, значит он нужен.
– Я всю ночь не спала и всё утро на посылках. Что за наказание? Сбегай туда-сюда, приведи того – а в результате «ноль». До сих пор ничего не знаю.
Ода успела умыться и одеться, пока Сольвейг нашла и привела учителя.
– Гейр, сможешь прочитать, что рисунок этот означает. Здесь же руны? Я правильно всё поняла? – Адель протянула учителю кусок глины с рисунком.
Гейр сел на лавку и долго всматривался в лигатуру. В ней руны были сплетены в один узор. Прочитать слово в нём – всегда головоломка. Он долго шевелил губами, время от времени резко дёргая головой, как бы этим мысленно стирая неправильные варианты, пока не спросил:
– Здесь всё правильно изображено? Я явно вижу и читаю некоторые руны, но они никак не складываются в слово.
– Вроде, да. Но об заклад не бьюсь. Мне с утра в уши так надуло, – Ода кивнула в сторону подруги головой, – что, перепутать было бы не трудно.
Сольвейг в ответ только недовольно вздохнула, но промолчала.
– Да-а-а, – протянул Гейр, – задача. И подсказки нет.
Сольвейг не выдержала и выплеснула из себя накопившуюся словесную энергию:
– Конечно! Конечно, есть! Это имя. Ода, я правильно говорю? Это же имя?
Ода согласно кивнула, задумчиво глядя на лигатуру, которую держал в руках Гейр.
– Так вот! – продолжала громко и быстро говорить Сольвейг. – Это имя. Возможно, Хрёрек, но скорей всего, Хельги. Теперь ты сможешь прочитать его. Давай, Гейр, читай имя!
– Так-с, Хельги, говорите. Или Хрёрек. Угу. Хе-хе! Ничего не понимаю! Не читается, ни то, и не другое. Точно говорю – здесь нет таких имён.
Ода удивилась:
– Как нет? Их нет вообще?
Сольвейг тоже спросила: