Ратибор. Капель первого круга

Засим, некогда порядочный князь, верноподданный Колхидского царства, собрал безнравственное отребье и вероломно напал на наше поселение! Убивая безвинных людей, подбадривая наёмников и алчно набивая, свою бездонную мошну. Не понимая того, что Ромейские чернцы ничего и никогда, не дают даром! Посему, по возвращении домой, новоявленного раба Бога воинств, а ныне бесполезного и досадно болтливого Гагика, заслуженно причастили ядовитым вином, лишив награбленного добра. Посмертно приложив пальцем, к дарственным бумагам, ввергающим в Бесправное холопство, его осиротевший народ!

Во время плавания, мы успешно повторили часть стародавнего похода Глаи в Сколотском войске и доплыли до приморского города Тира, часовни которого видны на восточном берегу реки Днестр, впадающей в море. По сей реке, хорошо известной киммерийским и галльским племенам, минуя скифские и валахские степи, мы поднялись до непроходимых, верхних порогов. Где пришлось сойти на берег и передать чайку в безвозмездное пользование, гуцульским родовичам. Которые в благодарность за прибыток, пожаловали трёхнедельный запас снеди.

Далее, на протяжении двух недель, мы шли вдоль Сарматских гор, двигаясь на север-запад, приближаясь к поселениям, Полянских родовичей. Поскольку бывая в Таре, иные купцы сказывали, что побратим моего прадеда, живёт в тамошнем Вепреграде. На помощь которого, терзаясь в неведении, я очень надеялся, а потому часто приговаривал: «Бог Спех, помоги найти деда Микулу и новое пристанище!».

В пути, я был поглощён текущими заботами и жил мечтой, надеясь обрести новый дом. Поэтому верил в то, что Полянские родовичи, обязательно спасут мою прабабку от умопомешательства и помогут нам обустроиться, на новом месте. Вот почему, под моим бдительным началом, наша ватага целеустремлённо приближалась к цели, а к концу третей недели, дремучая торна закончилась и мы ступили на людные дороги. Вдоль которых Славские поселения встречались чаще, а встречные ходоки говаривали, что в одном поприще от сих мест, начинаются земли полян из рода Вепря.

Ранним утром, наскоро позавтракав отваром из травяных кореньев, грибов и ржаной лепёшкой, мы вышли из лесной чащи, на долгожданный тракт, коий уходил в даль, растворяясь в сизой дымке. После полудня, завидев маковки часовен заветного Вепреграда, я начал присматривать место для бивуака. Где нам, было бы сподручно наскоро перекусить, обмыться и привести одёжи, в надлежащий порядок. Вскоре мне приглянулась небольшая роща, углубившись в которую, я заметил студёный ключ.

Приблизившись к бьющему из под земли источнику, я с поклоном молвил: «Берегиня-ключница, прими добрые пожелания, во славу Навьего царства! Позволь нам, утолить жажду и омыть разгорячённые души». После чего, я зачерпнул ключевой водицы в берёзовый туес. Напоил Глаю, да приложился сам, а про запас, набрал штоф воды в кожаный куль. Немного отдохнув в тени деревьев, я привычно сбил с нашей одёжи, дорожную пыль и усадил Глаю поудобней, на сломанной сухостоине. Нарвал для заедки, свежего щавеля и не высекая огня, наскоро разделил между нами, одну из девяти последних, Гуцульских лепёшек. После трапезы, мне пришлось основательно потрудится. Расчесать Глаины волосы и отмыть грязного щенка, а как награду за труды, надеть чистые одежды.

Правда несмотря на приложенные усилия и чистую перемену платья, дальний исход оставил на нас, свой явный отпечаток, в виде исхудавших, осунувшихся лиц и заштопанных прорех, в потрёпанной одежде. Прощаясь с живительным, тихо журчащим ключом, я сделал подношение Берегине и бросил в ручей, несколько семечек подсолнуха, завалявшихся в кармане. Которые с весёлым плёсом, ниже по течению, она радушно приняла.

Вспоминая подробности, недавнего перехода, начиная от Гуцульских владений, до сих мест, следует заметить, что ватага грязного мальчика, идущего впереди бабки с черношёрстными спутниками, сама по себе, никого не привлекала… Правда в глазах проезжавших попутчиков, возчиков и спешных гонцов, глазевших на Глаю, я неизменно замечал, безотчётный страх! Ведь её облик, был необычен и складывался из седых волос, выбивающихся из-под траурного плата, тёмного лица и болезного взгляда, неподвижных глаз. Посему, ежели недобрая молва, опережала наше появление в весях и погостах, то вместо радушного странноприимства, нас прогоняли, чурая в открытую.