— Знатный, однако, поруб у нас! Единственное, тесноват малость! — Тихомир вальяжно прошёлся вдоль закрытой сверху крепкой металлической решёткой ямы диаметром шесть метров и глубиной не менее четырёх, обложенной изнутри массивными брёвнами, дабы избежать осыпания аль обвала. Выбраться из данной глубокой ямищи можно было лишь с помощью переносной деревянной лестницы, лежавшей чуть в стороне у стены, слева от входа в острог. Охраняли её четверо ослямов по приказу самого Герканта, решившего на время присутствия шалмахов в Мирграде прибрать к рукам управление местной тюрьмой. — Надобно ещё несколько таких темниц смастерить; чую, пригодятся нам вскорости! — главный советник пакостно захихикал, смачно перед этим высморкавшись себе в подол рубахи. — Хоть в узилище имеется ещё парочка-другая подобных выгребов, да этого явно недостаточно, чтоб принять всех нуждающихся, так сказать… — Тихомир заглянул вниз, торжествующе зыркнув на Ратибора, в гордом одиночестве сидевшего на пятой точке у одной из стен, прямо на земле. Ради такого пленника поруб освободили от других узников, раскидав их по соседним ямам. — Ну что, поговорим по душам, рыжебокий? У-у-ух, давненько я ждал этого момента!
— Ежели есть чего пролаять, так гутарь, не тяни тушканчика за пупочек… — равнодушно буркнул молодой богатырь. Пыл сражения остался позади, и весь ужас произошедшего наконец-то накрыл Ратибора с головой.
«Марфа, Буреслав, Власта… Он любил их пуще жизни! И не уберёг! Не защитил, не сдюжил!.. А может, сам и погубил⁈ Не рыкни он тогда в горячке, после победы над одиннадцатью ослямами любимую фразу про собак, глядишь, и отвалил бы, как и обещал, в случае поражения шалмахов Эдиз со своим воинством? Теперь же гадать да корить себя можно до бесконечности… А ещё ведь Святослав, Емельян, Мирослав и Яромир сгинули кто вчера, кто сегодня почём зря… Про Светозара, Добролюба, Злату и Жильку лучше уж и вовсе помолчать…» — тягостные думы снежным бураном кружили в головушке у Ратибора.
«Скольких я потерял нынче?.. Перстов на лапах не хватит, чтобы пересчитать… Боги, за что⁈ Сварог, Перун, Велес, чем я не угодил небожителям⁈ Неужель я плохо сражался? Или ента просто ваша блажь, над простым смертным так поизгаляться? Проверить, сколько горя способен выдержать человек и не сломаться при этом? А я не хочу взваливать на плечи подобное бремя! Посему прошу: заберите меня тоже к себе в чертоги! К моей семье да братьям по булату! Зачем мне жить… одному?.. Не мило мне всё стало на этом свете, хоть в петлю лезь… Но ведь даже удавиться не получится, ибо спеленали, аки младенца!.. Точно надо мной боги недобро шуткуют…» — одолевали могучего великана горестные мысли.
Ратибор в отчаянии откинул затылок к берёзовому брёвнышку в стенке позади себя, прикрыв глаза, от той взбучки, что ему устроили, ставшие похожими на две узенькие щёлочки. Всё тело нещадно саднило, как будто по нему табун диких рысаков промчался. И вдоль, и поперёк. Кандалы с «рыжего медведя» стаскивать никто и не думал. Как и приглашать к нему знахаря.
— Выживет этот зверюга — хорошо. А коль сдохнет, так ещё лучше! — рявкнул перед уходом Геркант, лично проверивший, в каких «хоромах» пристроили не в меру строптивого русича; надёжны ли оковы, не помчит ли ночью в побег буйный молодец. Военачальник всё никак не мог простить Ратибору загубленной им сегодня сотни-другой ослямов, а также его дерзких речей, брошенных в физиономию правителя Эдиза на Дворцовой площади. А ещё Геркант подозревал, и не без основания, что нашёл того силача, кто одним ударом топора разрубил надвое его младшего брата Байвариса, возглавлявшего охрану принца Шеноза в Великом караване.
«Наверняка ведь про этого дикого зверя и вещал в тронном зале Нурязима ныне покойный купец Серукан. Ибо если не он, то кто тогда?.. Доказательств нет, но подходит идеально… Да, пожалуй, только этот гигант и смог бы одолеть моего мастеровитого братишку!.. Но прирезать я его не могу, покамест рыжий медведь под защитой Джушукана… Эх, ну напакостить-то хоть можно…»