Ратибор. Прах и пепел

— Вот дерьмо! Улизнул!.. Вёрткий оказался, псина сутулая! Не удалось ему шкуру попортить… Жаль!.. — досадливо хмыкнув, Ратибор, с секирой наперевес, горько покосился на Яромира. — Что нам терять, друже⁈ Похоже, в чертоге Сварога нас уже заждались… Но надо пред тем отправить в выгребную яму как можно побольше этих свиней!

Княжий воевода, согласно кивнув в ответ, решительно стиснул зубы да сжал покрепче рукоять своего двуручного палаша, приготовившись к предстоящей беспощадной рубке. И в то же мгновение толпа ворогов, злобливо улюлюкая, ринулась на обоих товарищей, с презрительными усмешками собравшихся принять последний в своей жизни неравный бой.

— Идите сюда, собаки!.. — синхронно выдохнули два богатыря, прежде чем их накрыла яростная волна из визжащего полчища смуглолицых бойцов.

Глава 32 «До встречи в чертогах!..»

Сколько прошло времени, двадцать минут аль два часа, приятели не ведали, ибо буквально растворились в начавшейся сече; Ратибор с Яромиром, отойдя чуть назад, в узкий Соловьиный переулок, встали там плечом к плечу, в буквальном смысле выкашивая хлынувшую на них с Дворцовой площади орду аскеров. Благодаря тактически очень грамотно выбранной русичами позиции, в тесном проулке было особо не развернуться, из-за чего мигом сходило на нет колоссальное преимущество иноземцев в численности. Не имея возможности зайти на двух богатырей с флангов, шалмахи вынуждены были переть напрямки всего в три-четыре ряхи зараз, и стоит ли говорить, что это оказалось дивной усладой для «рыжего медведя» и княжеского воеводы; с презрительными усмешками на устах дюжие витязи принялись резать, колоть и рубить, споро возводя перед собой взгорье из тел убитых ими «ослов». Яромир и Ратибор бились исступлённо, самоотверженно, неистово, наслаждаясь последней в жизни схваткой, ибо понимали, что рано или поздно их всё равно сметут, так как есть предел человеческим возможностям. Даже таким выдающимся, как у них. Но смерти воины не боялись, угрюмо радуясь в душе, что скоро в обширнейших угодьях небожителей воссоединятся со своими семьями.

Тем временем противник, дико воя от ярости и бессильной злобы, вынужденный ещё постоянно разгребать завал из туловищ своих же павших бойцов, всё продолжал бестолково бросаться на нерушимым утёсом вросших в брусчатку великанов. Русы же брали себе минутку отдыха как раз во время подобных разборов баррикад из отправленных ими на тот свет аскеров, походя свирепо огрызаясь на ядовито повизгивающих ворогов, грозившихся друзьям всеми возможными карами небесными.

Но вот шалмахи, наконец осознав, что с наскока, в лоб им не одолеть этих двух могучих исполинов, сменили тактику, вторым потоком зайдя с противоположной стороны, с другого конца Соловьиного переулка, выходившего на бульвар Барышников. Похоже, на Торговой аллее ватага Любомира либо вся полегла, либо сложила-таки оружие, раз пропустила в тыл к Ратибору с Яромиром «рой ос». Впрочем, рыжеволосый гигант и бывший обережник князя Святослава не особо расстроились значительно усилившемуся вражескому натиску. Встав спиной к спине, они лишь уничижительно расхохотались в опешившие физиономии ослямов, принявшись отражать атаки неприятеля уже с двух сторон.

— Давай, сынки, бей супостатов! — ободряюще проверещала выглянувшая в окно второго этажа своего домика седая Перенега, смачно плюнув при этом сверху кому-то из аскеров на потную лысину. А после ещё в придачу и практически полный ночной горшок метнула беснующимся внизу осам на темечки. — Держу за вас кулачки, добры молодцы!..

Между тем день клонился к полудню, а витязи и не думали уступать, всё так же, без видимого устатка продолжая отражать наскоки озверевших от бешенства смуглолицых бойцов. Ратибор, вкушающий полной грудью радостную удаль доброй сечи, всласть напоил вражеской кровушкой свою старушку секиру, круша иноземным захватчикам черепа, дробя кости, выпуская кишки и разваливая их пополам в буквальном смысле. Торжество, злорадство, недоумение и ошарашенность в глазах стоящей напротив своры западных псов поочерёдно сменяли друг друга, в конце концов оставив плескаться в их перепуганных зеницах лишь животный страх, вытеснивший все остальные чувства. В подёрнувшихся испаринами ужаса сердцах осов давно уже гуляли навязчивые сомнения, с человеком ли они сейчас бьются? Иль всё же с богом аль демоном в людском обличье?

«Не может смертный так драться, не может!» — похожие тягостные мыслишки крутились в головах шалмахов, уже с какой-то горькой, тоскливой обречённостью идущих на рыжеволосого берсерка. Ну прямо как домашний скот на убой к мяснику.

Ратибор же всё продолжал без устали махать секирой, исправно снимая вражеские кочаны с плеч да разделывая «ослов» на отбивные. Единственное, что давно уж тревожило «рыжего медведя», так это древко его топора, знатно испещрённое зазубринами разного размера и глубины. И подобные неприятные щербины на рукояти верной секиры лишь множились да множились.