Ратник (СИ)

— А они, скажешь, заботятся? В кабалу и разорение вводят своих воинов! Это, по-твоему, забота?

— Это честно! Они свое отдают! От себя отрывают!

— Козе в трещину такую честность! Экие благодетели нашлись! Через такую честность вся земля окрест Тулы в разрухе лежит. А они сами через ту честность как зайцы в крепости хоронятся, вместо того, чтобы сотни свои в бой водить!

— Не твоего ума дела!

— Может и не моего, — кивнул Андрей. — Но я поступаю так, как должно поступать по-настоящему честному воину. И либо ты мне в этом помогаешь, либо я сам поведу коней в город.

— Черт! Проклятье! Дурак! Как же ты не понимаешь? Ты этим ничего не добьешься!

— Я уже этим добился! Половина безлошадных смогла выехать на ближнюю службу.

— Да брось! — зло махнул рукой Данила. — Ты ведь в сотники метишь! Так чего со старшинами войну затеял? Примирись с ними!

— Я с ними войны не веду.

— Ха-ха! Очень смешно. А мне дураку показалось, что ты с ними сошелся не на жизнь, а на смерть. Воюешь ты с ними, Андрей, воюешь.

— И с тобой тоже воюю? Ты ведь тоже старшина.

— Я твой родич! А они — нет. Примирись!

— Вот долги воинам своим простят — примирюсь. Так им и передай!

— Но это невозможно!

— Ты поведешь мой табун, взятый на саблю, в Тулу? — спросил Андрей, прекращая бессмысленный спор. — Я и мы все тут, — он обвел рукой своих воинов, — жертвуем товариществу нашему взятое в бою. Откажешь нам в просьбе?

— Проклятье! — прорычал Данила. — Нет! Нет! Не откажу.

Андрей победно улыбнулся. Ведь фактически он поставил Данилу этим вопросом перед выбором. На чьей он стороне будет в этом конфликте.

Если бы он отказался, то остался формально на стороне полковых старшин. Но он согласился, через что явно спозиционировал себя как сторонника Андрея. Даниле очень не хотелось вступать в открытый конфликт с теми, кто много лет держал полк и заправлял в нем всем на фоне сменяющегося калейдоскопа воевод. Но выгоды от сотрудничества с мужем племянницы были вот они и они манили… слишком манили…

Да и вообще — не каждый мог выехать вот так, и почти сразу знатно разжиться трофеями. Он ведь, получается, кошмарил тех, кто кошмарил Тулу. В чистом поле. И тут у любого возникли бы мысли об удачливости и том, на чьей стороне Бог…

Марфа тоже на реку прибежала, сразу как подтвердилось, что это точно ее муж.

— Ты как? — тихо спросила она, когда перебралась на левый берег реки, и муж ее обнял, отведя в сторонку.

— Терпимо. А у тебя как дела? Сын как?

— Предсказуемо. Ест, спит, срет и орет. Все, как и положено малышу.

— А как же деуринизация?

— С этим у него тоже все в полном порядке, — хмыкнула Марфа.

— Дядя не обижал?

— Да куда там, — фыркнула она. — Попытался как-то уму разу поучить. Так я вспылила и нарычала на него. И все. Как бабка отшептала. Только смотрит странно как-то.

— Он тебе новые слухи уже рассказал?

— Нет. Что за слухи?

Андрей вздохнул и начал просвещать свою супругу, лицо которой с каждой услышанной фразы приобретало все более ошарашенный вид.

— Это что же получается?

— Жопа получается. Полная. И она вот-вот надо мной разверзнется.

— Над нами.

— Тебя-то может не тронут.

— Без тебя? — выгнула она бровь. — Может быть я плохо разбираюсь в людях, но то, с какой прытью дядя завладел имуществом отца многое о нем говорит. Без тебя он загонит меня на кухню или прибьет тихо, став опекуном нашего сына. Ведь он наследник вотчины. И будет здесь всем распоряжаться. Так что если мы и пойдем ко дну, то в обнимку.

— Ты боишься его?

— Я боюсь за тебя. За нас.

— Ты не ответила на вопрос.

— Если он позволит себе лишнее, то я убью его. Ножом можно не достать, но яд достанет всегда. Я помню, как надо мной издевались. И я не прощу себе, если придется пройти через это снова.

— Хорошо. Постарайся не подставиться. Ты должна выжить ради нашего сына.

— Без тебя ничего хорошего не будет.

— Я понимаю.

— Какой план?

— Я попробую пошуметь и не умереть.

— И все?

— И все. Я не знаю реакции царя и митрополита на эти слухи. А в слепую планировать ничего невозможно.

— Может быть подумаем о Литве?

— Это верный приговор. Понимаешь?

— Почему же? У тебя есть четверо послужильцев в доброй броне да на конях. Кошевые. Деньги. Соберемся да ходу. Через степь пройдем и двинем сразу на запад. К Польше поближе. Чтобы не догнали. Земли беспокойные. Воинов не хватает. Тебя охотно примут на службу. Петр пойдет с нами. Кое-кто из местных тоже.

— И долго мы там просидим?

— Если царь решит тебя устранять, то у нас не будет выбора. Придется уходить.

— Если он решит так действовать, то возможности сбежать уже не будет. Во всяком случае, когда я узнаю о его намерениях, окажется уже поздно.

— Может тогда сейчас уйдем?

— Ты думаешь, я могу просто так бросить своих воинов?

— Ты ведь понимаешь, что речь идет о жизни и смерти твоего сына?

— Понимаю. Но если я своих людей сейчас прогоню, то далеко мы не уйдем. Воевода все прекрасно поймет, отправит погоню и нас точно настигнут.

— Проклятье! Может тогда на восток подадимся? Или на север, за Оку. Вряд ли кто-то подумает, что ты решил таким образом сбежать. А оттуда в Литву.

— В пограничье нас и повяжут.