Ратное поле

И. В. Сталина доводы командующего фронтом не убедили. Он предложил хорошенько подумать, дав два часа на размышление.

— Я вышел в небольшую комнату рядом с кабинетом Верховного Главнокомандующего, — рассказывал маршал, расхаживая по классу и посматривая на доску, на которой мелом вычертил схему ударов, точно обозначив на ней главные объекты. — Сомнений в преимуществах моего предложения не возникло, я был уверен в успехе. Но спорить со Сталиным? Это, знаете, дело более рискованное, чем иная операция. Однако спорить надо было, ведь речь шла о числе человеческих жертв, о гарантированном успехе освобождения Белоруссии. Пришлось взвесить многие доводы за и против. Возвратившись в кабинет Сталина, я доложил: настаиваю на прежнем мнении. Верховный еще раз выслушал мои аргументы. Я указал на особенность района боевых действий: леса, болота, бездорожье. Крупные силы в одном месте сосредоточить трудно. Район, который предлагает Ставка для одного удара, мал по своей оперативной емкости. Одним словом, нужны два удара. Думаете, Сталин согласился? Нет. Но он и не отверг предложение, сказал: «Идите, товарищ Рокоссовский, и еще подумайте. Напрасно вы упрямитесь…»

И Рокоссовский снова думает. Последняя фраза Сталина настораживала: неужели Верховный посчитал всестороннее обдуманное и выверенное решение упрямством?

Вновь возвратился Рокоссовский в кабинет и вновь повторил свои доводы в пользу двух ударов. Сталин долго молчал, посасывая трубку. Потом подошел к Рокоссовскому и, зажав трубку в руке, произнес всем известные теперь слова:

— Настойчивость командующего фронтом доказывает, что организация наступления тщательно продумана. А это гарантия успеха. Ваше решение утверждается, товарищ Рокоссовский.

После успешно проведенной операции «Багратион», в результате которой была освобождена Белоруссия, К. К. Рокоссовскому было присвоено звание Маршала Советского Союза.

Я не могу утверждать, что мы были первыми слушателями, которым Константин Константинович рассказал об этом эпизоде. Но хорошо помню, что узнали мы о нем столь детально впервые.

Еще мне запомнилась характеристика, которую дал К. К. Рокоссовский маршалу Жукову.

— Мне пришлось близко знать Георгия Константиновича до войны и особенно в ее годы, — говорил Рокоссовский неторопливым приятным голосом. — Несомненно, Жуков крупнейший талант, в нем удачно сочетаются многие качества, необходимые крупному полководцу. Меня особено поражал в нем дар предвидения, смелость и решительность замысла, учет возможностей противника и своих войск. Он умел использовать малейшее преимущество, учитывал элемент времени и часто шел на оправданный риск. — Подумав, маршал добавил: — Это великий патриот, не просто любящий свою Родину, а делающий для нее все, что в его силах и возможностях. Добавьте к этому сильные волю и характер, колоссальную работоспособность. Имя Жукова, безусловно, останется в истории… Думаю, что для наших советских командиров это достойный пример для подражания.

Наш разговор был настолько увлекательным, что мы и не заметили, как быстро пролетело обеденное время. И только маршал, посмотрев на часы, удивленно сказал:

— Оказывается, мы проговорили обеденный перерыв. Прошу извинить, что задержал. Спасибо за приятную беседу. Я, кажется, с вами помолодел, вспоминая прошлое…

Через несколько дней, когда экзамены подошли к концу и мы собрались подвести итоги, произошло событие, которое взволновало меня до глубины души.

Подойдя к трибуне, маршал внимательно оглядел собравшихся и вдруг остановил взгляд на мне. Я ожидал вопроса и приготовился подняться. Но маршал сказал:

— Товарищи, в жизни одного из членов нашей государственной комиссии произошло важное, а для нас, людей военных, особенно приятное событие. Постановлением Совета Министров СССР генерал–майору Баталову Григорию Михайловичу присвоено очередное звание генерал–лейтенант. Разрешите от вашего имени горячо поздравить Григория Михайловича и по доброй старой традиции вручить ему новые погоны…

В первые минуты я оторопел. Потом с радостным волнением подошел к трибуне и получил из рук маршала золотистые погоны с двумя крупными звездами. Рокоссовский пожал мне руку, пожелал счастья, здоровья, доброй службы. Повернувшись лицом к залу, я четко ответил:

— Служу Советскому Союзу!

Я и сейчас храню эту пару погон. Уже поношенные, они дороги для меня как память о Константине Константиновиче Рокоссовском.

ДАВАЙ ЗАКУРИМ, ТОВАРИЩ МОЙ…

Конечно, жизнь опасно коротка,

Но эту никотинную балладу,

Как лекцию о пользе табака,

Прямолинейно понимать не надо.

Е. Долматовский