У меня в кармане галифе тоже притаилась госпитальная заначка — непочатая пачка «Звездочки». Я уже нащупывала ее рукою, намереваясь без задней мысли преподнести лично комбату: кому, как не ему, приходится сейчас круче всех? Но не успела: он отказался даже от «беломорины»,— некурящий. Хорошо, что на сей раз "замешкалась, а то я ведь нетерпеливая. Всегда спешу, подсознательно боясь, что чего-то не успею. Так и опережаю события. Получается не очень-то солидно. И выходит, что древние были сто раз правы, советуя ближним: «Тихо спеши».
Комбат вдруг резко повернулся ко мне (заметил-таки наконец). С шутливой галантностью поклонился:
— Рад видеть. Чем могу служить?
Я доложила по всей форме, и молодой капитан сразу сник, точно вдруг постарел на глазах. Глаза потускнели, усмешливость погасла. Комиссия отца Денисия!—-воскликнул он с явной досадой. — Только мне этого и недоставало!..
Послушайте, товарищ капитан,— попыталась я спустить на тормозах первую реакцию. — Вот приказ...
Не желаю слушать!—возмутился молодой комбат. В запальчивости он почти кричал, что не признает «такие» приказы, что в обстановке, когда батальон держится почти на одних пулеметах, когда его контратакуют по десять раз в день, он не позволит!.. И если штабы этого не понимают — тем хуже для них, он найдет на этих шутников управу... И все в этом же духе.
Наконец мой строптивый командир замолчал. Пожалуй, и в самом деле расстроился не на шутку. Но почему же тогда не комдив, не командир полка, не начальники обоих штабов, а только он один? Что за нелепость, в конце концов? Видно, тоже женоненавистник, как Димка Яковлев. Но тот восставал только против любовных похождений. В деловых же отношениях был с нашим братом на равных. А этот? Первый раз в глаза видит, ничего о человеке не знает и выдает! Авансом, так сказать. Ишь умник: ему в двадцать лет можно батальоном командовать, а мне в восемнадцать и ротой нельзя? Как бы не так. И вообще, почему такой тон? Я ему не девчонка на танцульках, а такой же офицер, как и он. Я ведь тоже могу выдать: у меня в кармане приказ самого командарма, дважды дублированный — комдивом и командиром полка.
Впрочем, не стоит отвечать в том же духе. Подожду, пока совсем выдохнется. А пока пусть бушует, ведь я все равно отсюда не уйду.
В блиндаже царила тишина — фальшивая и напряженная, то есть такая, что было явственно слышно, как лампа-гильза деловито высасьвала языком фитиля остатки горючего. И вдруг откуда-то из полутемного угла — чуть хрипловатый насмешливый голос:
Слушай, комбат. А вдруг мы прозевали смещение во времени. И сегодня, скажем, не двадцатое сентября, а восьмое марта. Тогда женщину надо поздравить, а ты психуешь.
Молчать! — бухнул комбат кулаком по фанерной крышке стола. Гулко. Я решила, что наступил наконец самый подходящий момент, и процедила сквозь зубы:
Если среди нас и есть единственная баба, то это — комбат. Слыхали, как умеет ныть и плакаться? Вот его восьмого марта и поздравим с женским днем.
Кто-то взвизгнул, и тут грянул общий хохот. Мне показалось, что сам комбат едва сдерживает усмешку. Было в самый раз поддать жару, и я решительно поднялась.
Зазуммерил полевой телефон. Телефонист округлил глаза и громким шепотом:
— Товарищ капитан, «пятидесятый», лично! Вас требуют. — Комбат взял трубку. Он разговаривал односложно. Больше слушал да поддакивал, в чем-то соглашаясь, но лицо его при этом выражало явное неудовольствие. Тем не менее разговор был завершен энергичным: «Так точно! Будет исполнено!..»
Возвратив телефонисту трубку, капитан Бессонов, не глядя на меня, буркнул:
Чего хочет женщина, того хочет бог, То бишь, черт. Рядовой Соловей!
А юшки? — откликнулся звонкий мальчишеский голос.
Я вот покажу тебе «аюшки»,— несердито пообещал комбат. — Порядка не знаешь? Назначаю тебя связным командира пулеметной роты.
Товарищ капитан, дозвольте...
Не дозволяю! — тоном, не допускающим никаких возражений, отрезал комбат. — Давай сюда запасную каску и автомат. Проведешь старшего лейтенанта на передний край. Я скоро сам приду на НП. Все растолкую.
Есть провести,— кисло отозвался Соловей. И ко мне неласково:—Ну пошли, что ли?
Надеюсь, вам все ясно? — железным голосом осведомился у меня комбат.
Мне было ясно пока только одно: почти без выстрела выиграла сражение, да еще какое! Но тем не менее я бодро ответила:
— Так точно, товарищ капитан! Разберемся как-нибудь,— добавила на всякий случай, стоя уже одной ногой на пороге. А потом нарочито гулко бухнула негостеприимной дверью.