Ратные подвиги простаков

В трамвае рядом с ним сидел прилично одетый горожанин. Мужик всячески старался вызвать его на беседу, но горожанин, отвернув голову, упорно молчал, — а быть может, и не понимал, к кому относятся слова мужика. Мужик легонько наступил горожанину на ногу подошвой сапога. Горожанин вздрогнул и, вежливо извинившись, встал, направляясь к выходу. Обидевшись на горожанина за его невнимание, мужик стал расспрашивать подошедшего кондуктора, выведывая цифры годовой доходности трамвая. Но беседа была слишком короткой: кондуктор на очередной остановке отошел к двери и прокричал:

— Возьмите билеты!

Несколько огорченный поступком кондуктора, — не сделавшего полного отчета о доходности трамвая, — мужик наметил четкую линию — ехать до тех пор, пока трамвай не дойдет до конца. Там он решил поведать кондуктору о целях своего прибытия в столицу, а заодно — высказаться о простолюдинах, хотя и не знающих месторасположения столицы, однако обладающих разумом общегосударственного масштаба.

На железной дороге он всегда брал билет на три-четыре станции ближе той станции, на которой ему нужно было сходить. Получив билет, он забирался на верхнюю полку и притворялся спящим. Если его будил проводник, когда билет уже кончился, то он начинал обвинять проводника в том, что тот не разбудил его вовремя. Таким образом он всегда экономил на цене билета и даже был в некоей претензии к железной дороге. Сейчас, правда, у него был другой расчет: ему надо было обратить внимание горожан на то, что, несмотря на его мужицкий вид, он едет управлять делами большой государственной важности.

Но трамвайный кондуктор оказался внимательнее железнодорожного проводника: он не предоставил возможности мужику осуществить намеченную им четкую линию.

— Ильинские ворота! — крикнул он. — Кто имел билеты до центра кончились! Вам, гражданин, выходить надо! — обратился он непосредственно к мужику.

Мужик, только что вышедший из трамвая нумер двадцать первый, и был правнук Парфена — Егор Петрович Бричкин, — некогда выкравший из прадедовского гроба тридцать девять пятаков. Время смерти прадеда отделено тридцатью тремя годами, и понятно, почему нам вначале трудно было признать в мужике юного и робкого Егора Бричкина, проживавшего все это время в Турчаниновке на той же бричкинской родовой усадьбе.

Внешний вид усадьбы неким образом изменился за минувшие тридцать три года: на месте прежней долговечной дубовой избы — сложена «каменка», крытая железом, а родовая изба, снесенная под гору и сложенная на глину, служит одновременно двум целям: по субботам выполняет обязанность бани, а в прочие зимние дни бывает убежищем для мелкого скота и яйценосной птицы.

«Каменку» сложил Егор Петрович, прибывши с военной службы, где, будучи в денщиках, каким-то образом прикопил двести рублей чистоганом. Из последующего бричкинского рода Егор Петрович является яркой фигурой, достойной исторической отметки в родословных метриках: напугавшись смерти прадеда — не покарает ли его бог — он тайно дал перед богом обет научиться чтению псалтыря, чтобы замолить грехи прадеда, а также и свои. Но так как в селе не было школы, то грамоту Егор Петрович постиг у приходского дьячка Лукича — известного пьяницы и любителя петушиной драки. За обучение грамоте Егор Петрович пообещал дьячку лучшего петуха-драчуна. Дьячок, обрадованный посулом, приступил к обучению в спешном порядке. За неимением бумаги и грифельной доски дьячок писал буквы пальцем на пыльной дороге и заставлял то же делать Егора Петровича. Суточная норма букв, кои должен был познать Егор Петрович, равнялась восьми. Таким образом он почти в четыре дня усвоил весь алфавит. Затем произошел непосредственный переход на часослов — единственную книгу из библиотеки дьячка. Дьячок торопился, чтобы поскорее получить петуха-драчуна, а Егор Петрович — чтобы к концу прадедовского сорокоуста самолично читать псалтырь.

Дьячок поторопился с обучением к невыгоде для себя: к прадедовскому сорокоусту псалтырь читал Егор Петрович, чем лишил дьячка рублевого заработка, а впредь — монопольного чтения по покойникам. Во-вторых, мать Егора, весьма практичная женщина, отказала дьячку в петухе-драчуне. По поводу отказа последовало весьма разумное объяснение: петух, дескать, птица божья, а петушиная драка — вожделение сатаны. Дьячок согласился и ответил:

— Постыдно лицу духовному тешить прихоти сатаны.

И мать Егора Петровича налила для дьячка чайный стакан водки в счет устного поминовения Парфена, чем расчет за обучение Егора Петровича и был закончен.

До десятилетнего возраста Егор Петрович был скромным парнем и уже читал псалтырь по двадцати двум покойникам, получив за чтение в общем итоге девятнадцать рублей сорок копеек деньгами и сто пять аршин холста.