Ратные подвиги простаков

Не менее Родиона Степановича думал «об увязке» и Егор Петрович. Прежде всего ему пришла мысль: не сделать ли ему родную Турчаниновку примерной деревней? Предпосылок на сей предмет много: в деревне есть «низовое звено», выдвинувшее его в центр. Домов в деревне столько, сколько требует проект Родиона Степановича. «Центроколмасс» свое согласие изъявит.

«Раз я, такой умный человек, вышел из этой деревни, то почему же им не согласиться?» — подумал он.

Затем подумал: «Не переименовать ли деревню Турчаниново в Бричкино? Навсегда бы наш род увековечился».

Эта мысль обрадовала Егора Петровича, и он пошел дальше, решая вопрос, кого из мужиков и в какой чин произвести.

«К примеру, — думал он, — Максима Капустина — председателем «низового звена», мужик стоющий, хозяйством крепок, под середняка подходит».

«Нет, горд, сукин сын, — раздумал Егор Петрович. — Зазнается вовсе. Жалованье хоть и небольшое, пятьдесят рублей в месяц, а за год — шестьсот — сразу кулаком станет.

Клима Волкова нетто председателем кредитки? — Нет, мужик смекалистый, за год может хозяйство увеличить».

И вдруг Егору Петровичу представилось, что все мужики деревни, получая по должности жалованье, сравнялись за год в хозяйстве с ним. Ни культяпый Ванька больше не ломает шапки — хлеба не просит, потому — сам в председателях какой-то секции состоит, ни Филон-пастух почета не отдает, по бедняцкому положению в председателях сельсовета ходит. А Капитон Харламов, как мужичонко — мастер на все руки, председательствуя в секции благоустройства, вдруг себе избу новую смастерил и петушка на крыше крыльца вырезал. Изба Капитона лучше, миловиднее избы Егора Петровича стала.

— Не бывать! — рассвирепев, закричал Егор Петрович и испугался самого себя. Но так как в комнате никого не было, он успокоился.

— Будут, черти, все жалованье получать да по заседаниям таскаться, а работать отвыкнут, — добавил он вполголоса, как бы оправдывая свою зависть.

Утром, придя на занятия, Егор Петрович увидал на столе повестку, приглашающую его на очередное заседание по вопросу «увязки».

Уже одевшись, он пошел к Петру Ивановичу, который в кабинете отсутствовал.

На столе Петра Ивановича лежала катушка бечевы, нужной для упаковки объемистых пакетов. Егор Петрович оглянулся кругом и с поспешностью сунул бечеву в карман.

«Если там для увязки не потребуется, то пошлю домой, там пригодится», — решил он и поспешно вышел из кабинета, чтобы пойти на заседание.

ТЕНЕВАЯ СТОРОНА

Тише тени прошел, да чох одолел.

Пословица

Тень скользнула черной кошкой, и на светлой полосе образовалось несмываемое пятно. Пишущий эти строки много уделил внимания свету — опустив тени. Бродя по широкому полю, под знойным солнцем, охватившим просторы светом, я обрадовался одинокому чахлому дереву, стоявшему на канавке, прилег под его тенью отдохнуть. Повеяло прохладой, охватившей истомой мои тучные, орошенные потом телеса. Я полюбил это темное пятно на прозрачном месте.

Теневым пятном на фоне светлой учрежденской жизни Егора Петровича, как и можно было полагать, оказался Автоном Кириллович Пересветов. И беда именно в том, — они поняли друг друга с первого взгляда.

Автоном редко разговаривал с Егором Петровичем, а лишь, встречаясь, хохотал. Своим хохотом он заражал других, случайно очутившихся здесь людей, и они смеялись, не зная над чем. Иногда образовывалась целая группа людей, смеявшихся, но когда смех смолкал, один другому задавал вопрос:

— Что же тут такое было?

— Да Автоном всех потешал, — отвечал другой, не зная истинной причины.

Но Егор Петрович, понимая, что смех относится к нему, проходил быстро, краснея даже бородой.

Автоном Кириллович не вел «мемориалий собственной жизни» и даже избегал заполнять учрежденские анкеты, чтобы не сбиться в родословной предков и не усложнять истории глупостью, изложенной на бумаге.

В учетном подотделе «Центроколмасса» он отделался от заполнения анкеты шуткой, называя себя Автономом Татьяновичем, и ссылался на то, что родителем его было, конечно, лицо мужского пола, но неизвестное ему.

Учраспредовцы улыбнулись и махнули рукой, заполнили только послужной лист со слов, обойдясь без анкетных сведений.

В родословной Автонома Кирилловича не было порочащих моментов, и скрывать ему прошлое не было, в сущности, надобности.

Пользуясь случаем, — да простит мне Автоном Кириллович, — я хочу поделиться сведениями, относящимися к его жизни. Мне о ней рассказывали люди, знавшие Автонома Кирилловича с детства, да и сам я был некогда сподвижником его малых дел.

В детстве, будучи учеником сельской школы, Автоном во время перемены, проходя мимо учителя, вырвал из его зубов папиросу, чтобы покурить самому. Пойманный мальчиками-сверстниками и приведенный к учителю, принявшему серьезный вид и говорившему прочувствованные слова — Автоном залился безрассудным хохотом, чем почти довел до слез учителя.

Учитель был мягкосердечен — и шалость простил.