Ратные подвиги простаков

Имея возможность следовать за счет учреждения в мягком вагоне, Егор Петрович приобрел билет жесткого вагона, чтобы в личную пользу сэкономить полтора червонца, что не скрывая делают почти все командированные по служебным делам.

В вагоне, думая о только что покинутой столице, Егор Петрович рассматривал тусклые лица людей, ехавших куда-то по неизвестным ему причинам.

«Куда прет простой народ», — подумал он, рассматривая сидевшего напротив старика, прижавшего к груди какой-то узел. Кто-то порекомендовал старику положить узел на верхнюю полку, чтобы не утруждать себя понапрасну, но старик еще крепче прижал узел к груди.

«Вороватый народ пошел», — подумал Егор Петрович и тут же схватился за карман, а затем поднялся, достал с полки корзину и поставил ее на лавке возле себя. Старик, прижимавший узел к груди, давно уже сошел, породив для Егора Петровича беспокойство. В позапрошлом году он ехал из губгорода, где был по делам «низового звена», и тогда кто-то ухватил его за карман. Правда, жулик не обворовал его, но подал весьма благонамеренную мысль: воротившись домой, он объявил, что в дороге у него украли документы и деньги. И дабы не было какого-либо подозрения, он заявил, что продает собственную лошадь, чтобы внести деньги в «низовое звено». Но правление в целом, посвятив этому вопросу специальное заседание и выразив общее доверие Егору Петровичу, решило списать «пропавшую» сумму со «счета прибылей и убытков» низового звена. Егор Петрович пытался возражать, но затем смирился и принял постановление как дар, оказанный за его услуги. Он благодарил правленцев, угостив их чаем и самогоном.

Теперь Егор Петрович боялся, как бы, и, в самом деле, жулики не залезли в карман, ибо в кармане были средства, принадлежавшие ему лично.

«Вороватый народ пошел», — подумал он опять, оглядывая сидевших и дремавших пассажиров. И почти в каждом дремлющем Егор Петрович почему-то видел жулика, притворяющегося дремлющим для отвода глаз. В вагоне были сплошь простые мужики и бабы, что и усилило беспокойство Егора Петровича.

«Спят, черти беззаботные, или притворяются», — раздумывал он.

Человек, лежавший на верхней полке в том же отделении, где сидел Егор Петрович, пошевелился и закашлялся. На другой же полке тоже кашлянул человек, и Егор Петрович, притулившись в угол, задрожал от страха, принимая кашель за условленный знак жуликов, стремящихся его обокрасть.

Егор Петрович тоже подкашлянул, чтобы подать знак о себе, — пусть мнимые жулики не считают его спящим.

— Земляк, нет ли закурить? — протянул тот, что лежал на верхней полке, над головой Егора Петровича. — В душе пересохло, смерть как курить хочется.

Лежавший напротив подал ему папиросу, тот чиркнул спичкой, озарив на секунду отделение вагона, слабо освещенное свечкой. Егор Петрович, приподняв голову, разглядел, что просивший папиросу — человек средних лет, а одолживший папиросу — с маленькой стриженой бородкой.

— Эх, теперь бы на печке, на голых кирпичиках брюхо погреть, вон как дюже живот разболелся, — сказал тот, коего Егор Петрович определил человеком средних лет.

— А откуда бредешь, друг? — спросил человек с бородкой.

— С уральских гор, милок. Там при шахтах наверху в чернорабочих состоял. Житье, скажу, куда лучшее, чем в нашей деревне.

— А зачем и куда едешь? — допытывался человек с бородкой.

— Еду, милок, с домом в последний раз попрощаться.

— Ишь ты. По нраву, значит, эта самая шахта пришлась?

— Нет, ухожу к бегунками, — ответил человек средних лет.

— К кому?

— К бегункам, говорю. Люди такие в уральских лесах живут.

— А какова их религия? — не унимался человек с бородкой.

— Религии у них нет. Так, сами по себе живут. И властей не признают. А уж дюже люди душевные!

Человек с бородкой заинтересовался и, приподняв голову, вопросительно посмотрел на собеседника.

— И советской власти не признают? — спросил он как-то таинственно.

— Ни боже мой. Потому-то и бегунками называются, что от всех властей бегут.

И человек средних лет принялся рассказывать, как один раз, бродя среди лесистых гор, он пришел в какой-то населенный пункт, где люди с длинными бородами приняли его гостеприимно, водили в бортный ухожай кормить медом.

— Так вот, милок, люди живут без зависти и особых забот: питаются хорошо, а грамоты не знают. А на что нужна им грамота — одна только морока с ней. На одну грамоту и работают люди, а жить нету времени. К примеру, у нас на шахтах завком говорит мне: «Учись, Митяев, без грамоты нехорошо». А я думаю себе: восемь часов работай, два учись, четыре читай, восемь спи, час обедай, а когда же жить-то? Да мне, может быть, сама природа все тайны без всякой грамоты открывает! — разошелся человек средних лет, назвавший себя Митяевым. — Я вот лежу ночью да на звезды смотрю. Может быть, каждая звезда со мной разговор ведет, почем знать? Может быть, они такими же точками на небе живут, как мы на земле. А ученые больше изучают звезды, оттого и не живут, а мучаются.

— А «низовое звено» у этих самых бегунков есть? — спросил вдруг Егор Петрович, проникнутый ведомственными интересами.