Ратные подвиги простаков

— Возможно, господин полковник, — согласился штабс-капитан. — Скажи, еврей, почему в страстную седмицу четверг называется чистым?

— Ниц не разумею, пане коханый…

Старый еврей заплакал, глядя на генерала, будто бы от него одного ожидал утешения: еврей ничего не понимал, но недоброе предчувствовал.

— Подскажи ты ему, Симончук! — кивнул полковник агенту.

— Он, ваше скородие, сам знает, почему четверг чистый: так что я застал его в доме, когда он подмывал себе непристойное место!

Самсонов отвернулся: он не одобрил грубости Симончука, но полковник и штабс-капитан громко рассмеялись.

— Впрочем, скажи, Симончук, в чем выразилась шпионская деятельность этого еврея?

— Так что, ваше скородие, он ходил по улице с толстой книжкой в руках и шептал что-то губами.

Самсонов возвратился в штаб, где торжествовал его генералитет: части тринадцатого армейского корпуса без боя подошли к предместьям Алленштейна. Пестовский улыбался сдержанно, только углами губ. В штабе армии никто еще не знал, что корпус Благовещенского отскочил до Ортельсбурга, оставив правый фланг тринадцатого армейского корпуса совершенно оголенным.

— Завтрашнее утро, Александр Васильевич, принесет нам новую победу! — утвердительно заключил Постовский.

— Вы полагаете? — обрадовался Самсонов.

Начальник штаба недоуменно пожал плечами.

Утро двадцать седьмого августа, действительно, принесло генералитету штаба Второй армии некоторое утешение: в четыре часа утра Алленштейн был занят русскими частями окончательно.

Утром двадцать седьмого августа немецкое главное командование восточным фронтом пробудилось раньше, чем русский генералитет. Заторопившийся Гинденбург за общим завтраком высморкался в салфетку, приняв ее за носовой платок. В четыре часа утра генералы получили сообщение, что части первого армейского корпуса заняли селение Усдау. Генералы ликовали, чему поддался даже мрачный и самоуверенный Макс Гофман.

По мнению Людендорфа, прорыв в Усдау решал в предстоящем сражении многое, если не все. От селения Усдау на запад шло шоссейное полотно до Нейденбурга, а с занятием последнего тактическое окружение тринадцатого и пятнадцатого русских армейских корпусов можно было бы считать законченным: пятнадцатый армейский корпус не имел иного пути отступления, как только по прямому пути — Гогенштейн — Нейденбург, линия же отступления тринадцатого армейского корпуса — Алленштейн — Ортельсбург — пересекалась частями двух немецких корпусов — семнадцатого армейского и первого резервного. На двадцатипятикилометровом же промежутке между означенными линиями лежали сплошные озерные дефиле, окруженные лесами и болотами.

Людендорф читал карту, и торжествующая улыбка не сходила с его уст: прорывом в Усдау, следовательно, и первый армейский корпус Второй русской армии отделялся от главных сил. Гинденбург сидел на стуле без движения, он не обнаруживал радости ни улыбкой, ни лишним движением. Людендорфа позвали к телефону, и, приложив ухо к трубке, он с некоторой веселостью провозгласил:

— Да!

В дальнейшем он не обронил ни одного слова, но по мере приближения конца телефонного разговора лицо его бледнело.

— Ваше высокопревосходительство! — проговорил он, повесив трубку. Но молчавший Гинденбург не дал генералу закончить фразу.

— Вы, генерал, могли бы называть меня просто по имени: Пауль-Август.

— Благодарю вас, Пауль-Август, — поклонился Людендорф. — Однако дело в том, что сообщение, полученное нами о взятии Усдау, ложное.

— Ложное? — воскликнули чины штаба, и только одного командующего не покинуло присущее ему спокойствие.

— Да, господа, Усдау пока находится в руках противника.

— Тем лучше! — провозгласил Гинденбург. Он встал, опираясь на посох. — Машину мне, господа!

— Почему же лучше, ваше высокопревосходительство? — изумился Макс Гофман, не терпевший туманных намеков.

— Я сам непосредственно буду наблюдать за боем с возвышенности.

— Пауль-Август! Я должен вас предупредить, что в близлежащей местности нет ни одной приличной возвышенности! Я немедленно прикажу приготовить под Гильгенбургом аэростат, мы поднимемся на нужную высоту. Однако нам нужно обождать по крайней мере часа полтора.

— Лучшего и я ничего не могу придумать, — охотно согласился Гинденбург.

К Усдау стремилась немецкая бригада, предназначенная для овладения селением и опоздавшая больше, чем на два часа. Там происходила артиллерийская подготовка. Снаряды попадали на территорию расположения русских пехотных частей первого армейского корпуса. Командир первого армейского корпуса, генерал-лейтенант Артамонов, присутствовавший на территории расположения передовых частей, воспользовавшись отсутствием немецкой пехоты, отдал распоряжения о подготовке к обороне.