Ратоборцы

Декстр склонился ещё ниже. Испытание кровью Чижик прошёл, но так, что лучше бы отказался. Декстр был уверен, что участвовать в зачистках, убивать по приказу ордена Чижик не станет, такому бунтарю сепаратисты, требующие провозгласить юг Мадагаскара независимой республикой, должны нравиться. Но по одному ему ведомым причинам парень идти в рейд согласился. И даже сумел заработать прозвище «Рыжий Ликвидатор». Долго оно не продержалось, остался всё тот же Чижик, на фоне его поступков название безобидной пичужки звучит гораздо страшнее.

— Первый же захваченный отряд боевиков, — говорил Салливан спокойно и ровно, словно лекцию читал, — по настоянию Чижика группа привела в Дампьер, ближайшую королевскую деревню, которую сепаратисты слегка пощипали. Эти или другие, твоего ученика не интересовало.

Всё, что говорит Салливан, генералу прекрасно известно, но если магистр посчитал нужным провести его по этому пути заново, Декстру остаётся только покориться. Как и тому, что ждёт его в конце тропы воспоминаний.

— На первых порах командир ничего не заподозрил, — всё с тем же спокойствием продолжил магистр, — обычное дело, общинный сарай — та же бетонная коробка, что и камера временного содержания при блокпосте, разве что идти ближе. Поначалу командир хотел расстрелять боевиков там же, где и захватил, но твой ученик заявил, что они курсанты ордена, а не свора сепаратистских мясников, чтобы убивать без суда. Должен быть трибунал, чтобы никто не посмел сказать, что Ястребы не более чем бандиты, ничуть не лучше сепаратистов. У ордена и без того последнее время репутация неважная, никто не уважает, все зовут упырьём.

Декстр шевельнул желваками. Да, парень умеет выбирать слова. Быть кратким и убедительным. Цеплять за эмоции, пробуждать в слушателях нужные ему чувства. Не оратор, длинные красивые речи не его область. Всего-то и произнёс пять предложений, но как… Точнее снайперских выстрелов. Командир просто не осмелился спорить, группа отказалась бы подчиняться.

— В деревне начались события ещё интереснее, — сказал магистр. — Как только появилась деревенщина, а боевиков заперли в сарае, твой ученик произнёс вторую речь. Он говорил, что арестованные не воины, а бандиты, что они не воюют за свободу своей земли, а только поганят чужую. И рассказал, как именно. Он говорил, что они не люди, а трусливые упыри, что отваживаются стрелять только в тех, кто не может выстрелить в ответ. И пояснил в кого, назвал деревенских покойников по именам. Он говорил, что против настоящих воинов боевики ничто, плесень. Началом речи командир был доволен.

«Ну ещё бы», — зло подумал Декстр.

— Но продолжение было не столь приятным, — сообщил магистр. Голос непробиваемо ровный и спокойный, прижимает к полу не хуже бетонной плиты, Декстр склонился бы ещё ниже, да уже некуда, колено мешает, а преклонять перед магистром оба запрещает орденской этикет, такое только для гроссмейстера. — Твой ученик сказал, что боевики лишили себя права называться людьми, превратили себя в бешеных зверей. И потому судить их бессмысленно, надо просто уничтожить, как уничтожают ящурный скот. Суды придуманы для людей, а для бешеного зверя — скотомогильники. Когда командир понял, к чему всё идёт, оказалось уже поздно. И курсанты, и вся деревня были слишком взвинчены, слишком жаждали мести. Откажись командир расстрелять боевиков, его бы самого поставили к стенке. Затем тела боевиков сожгли, а пепел спустили в канализацию. Вскоре и курсанты, и крестьяне содеянное осознали и перепугались до рвоты. Так не воюют. Так не мстят. Но твой ученик опять произнёс речь. Он сказал, что ни курсанты, ни жители деревни не мстили, потому что мстят людям, тем, кого считают равными себе. А боевики давно перестали быть людьми, с того дня, когда впервые убили гражданских: женщин, детей, стариков. Тех, кто не мог воевать. Так что мести тут не было, они просто убрали грязь. Это мерзко, противно до рвоты, но это нужно. Потому что люди в грязи не живут, только такая же грязь. И с любым, кто убивает мирных людей, будет то же самое.

Давно ко всему привычного Декстра пробрала дрожь. То, что делал недавний рыбак, осмыслению не поддавалось. Захватить врагов, по шею измазанных в крови тех, кого ты должен защищать, врагов, которые убивали бойцов твоей стороны так, что и рассказать об их смерти жутко, и не отмстить. И даже не передать право оценить меру воздаяния тем, кто поклялся вершить суд правый и беспристрастный. Боевиков всего лишь пристрелили, быстро, без мучений и унижений, а трупы уничтожили. Унижать можно только людей. Мстят тоже только людям. Только людей можно судить, лишь для людей существует воздание. И казнить можно только людей. А боевиков просто убрали как мусор, как заразную грязь, которая опасна, но у которой нет ни мыслей, ни чувств, ни души. Которая не может отвечать за свою вредоносность, поскольку ни намерений, ни разума не имеет. Скинули дерьмо к дерьму и тут же о нём позабыли.