Ратоборцы

Александр Ярославич на мгновенье нахмурился, а потом спокойно сказал:

– Весьма возможно. У них это в ходу. Родителя моего зельем опоили… в Большой орде… Правда, поварня у нас своя… но ведь корм, продовольствие – все у них покупаем. Не уследишь! Да и ведь то и дело у них приходится пить-есть… Не со своим же будешь к ним в гости ходить!.. А без того в Орде нельзя…

Приглушив голос, да и то не прямо, а иносказаньем, Настасьин отважился посоветовать князю бегство.

– Александр Ярославич… государь… – сказал он. – «Комонь во полночи Овлур свистнул за рекою: велит князю разумети: князю Игорю не быть!..» Александр Ярославич, – прижимая руки к груди и умоляюще глядя на князя, – беги, государь!.. Ведь тебя и народ заждался!..

Пламя гнева вспыхнуло в глазах Александра. Синие глаза его потемнели. Нет, нет! – то не человек, то Держава смотрела из его глаз!.. Юноша побледнел.

– Замолчи! – сказал Александр. – Не таким народ меня ждет – не наводчиком поганых!.. Чтобы я бежал?.. Да они только этого и ждут, татары! Еще след коня моего не остынет, а уж триста тысяч сих дьяволов начнут резню по всей Владимирщине!.. Что я на них кину, кого?.. Земля обезлюдела!.. Отборный народ погибнул, ратник!.. Десять лет тому назад нашелся один удалый… ну, да не тем будь помянут, покойник!.. А и доселе кровью, рабством платимся за то… Да что я с тобой говорю про это?.. – с досадою сказал князь. – Не твоего ума дело!.. Знай свое… врач – врачуй!..

Но уж этот ли врач не знал своего дела? Он вовремя заметил подпухлость подглазниц у Ярославича и сейчас же своим лекарством – отваром каких-то трав да еще порошком каким-то – вернул своему князю здоровье.

– Да ты прямо Иппократ! – ласково сказал Невский. – У меня и силы будто прибавилось… право!.. А то совсем занедужил!..

Настасьин взял с князя слово, что ежедневно – и утром и на ночь – Александр Ярославич станет принимать из его рук лекарство. А если князю предстоит выход – посетить кого-нибудь из нойонов и там принять угощенье, то чтобы из его же, Григорьевых, рук и в глубокой тайне князь принимал бы всякий раз предохранительные против отравы порошки и вдобавок какую-то пахнущую сырым белком яйца болтушку.

Порошки были черные, похожие на толченый, мелко просеянный уголь.

– А ведь похоже, дружок, что ты угольком меня угощаешь! – посмеялся Невский, рассматривая разболтанный в воде порошок.

Настасьин обиделся.

– Государь, – сказал он, – уж в моем-то деле дозволь мне…

– На шутку не обижайся, Гриша, – сказал Невский. – Я тобою сверх меры доволен!..

Однако в той же мере, в какой доволен был своим врачом великий князь Владимирский, был гневен на своего врача хан Золотой орды.

Наедине, в спальном шатре своем, разъяренный хан схватил теленгута за его льняную бородку лопаточкой и рванул ее книзу.

– Ты лжец и самозванец!.. Ты бессильный и невежественный обманщик! – кричал он. – Ты говорил, что он через месяц не сможет сесть на коня! А вчера ему привели еще не знающего подков скакуна, и Александр-князь своею рукою укротил его!.. Я прогоню тебя!.. Я пастухом овец тебя сделаю!..

Голова теленгута моталась из стороны в сторону, вослед ханской руки.

Отпущенный, он горько восплакался.

– Хан! – говорил старый отравитель. – Я не обманывал тебя! Я видел сам, уже болезнь показала ему лицо свое… Но разве есть трава, против которой не было бы другой травы? Разве есть яды, на которые природа и мудрость медика не нашли бы противоядия?.. Его спасли. Возле него есть умудренный в нашей науке человек. Дозволь мне испытать еще одно средство…

Готовый к верховой вечерней прогулке перед сном и уже натянув длинные, вишневого цвета, ездовые кожаные перчатки с раструбом, Александр стоял перед серебряным полированным зеркалом, что держал перед ним отрок, и поправлял надетую слегка набекрень невысокую шапку с бобровым околышем и плоским верхом из котика.

Вошел Настасьин, обычно сопровождавший его на прогулках.

– Сейчас иду, – сказал Александр, думая, что его юный доктор пришел напомнить, что кони заседланы.

– Государь, – сказал Настасьин, – там опять у тебя двое ждут… бояр ихних!..

Невский выругался с досады:

– А пес бы их ел совсем! Покоя нету от них!.. Уже и на ночь глядя приходить стали!..

Он отложил выезд и проследовал в свой приемный шатер. Войдя, он не вдруг при слабом свете свечей рассмотрел, кто перед ним. Двое людей, один – огромного роста, другой – маленький, в больших татарских шапках и в стеганых тангутских халатах, поднялись при его появленье.

Он, слегка поклонясь, приветствовал их по-татарски, именуя князьями и прося их почтить его жилище гостьбою и приятием трапезы. И только тогда рассмотрел их: это были Альфред фон Штумпенхаузен и сэр Джон-Урдюй-Пэта.

На мгновенье оторопевший Невский поднял правую руку, как бы запрещая им садиться.

– О нет! – воскликнул он. – Для холуев ордынских у меня – там вон, возле поварни, корыто для объедков!.. Туда прошу!..

Александр слегка отступил в сторону и рукою в перчатке показал на дверь.

– И ряженых я тоже не звал – не масленая неделя!.. Ну? – нетерпеливо вскричал он. – Вон отсюда!..

Штумпенхаузен мигом очутился у двери.