Ратоборцы

Тот радостно кивает головой.

– Я так и думал. Радуйся: скоро поездишь вволю. На новую службу тебя ставлю.

У мальчика колесом грудь. «Вот оно, счастье-то, пришло! – думает он. – Везде с Невским самим буду ездить!..» И в воображении своем Гринька уже сжимает рукоять меча и кроит от плеча до седла врагов Русской Земли, летя на коне на выручку Невскому. «Спасибо тебе, Настасьин! – благостным, могучим голосом скажет ему тут же, на поле битвы, Александр Ярославич. – Когда бы не ты, млад-месяц, одолели бы меня нынче поганые…»

Так мечтается мальчугану.

Но вот слышится настоящий голос Невского:

– Я уж поговорил о тебе с князем Андреем. Он берет тебя к себе. Будешь служить по сокольничьему пути: целыми днями будешь на коне!.. Ну, служи князю своему верно, рачительно, как мне начинал служить!..

Голос Невского дрогнул. Он и не думал, что ему так жаль будет расставаться с этим белобрысым мальчонкой.

Белизна пошла по лицу Гриньки. Он заплакал.

Больше всего на свете Невский боялся слез – ребячьих и женских. Он растерялся.

– Вот те на!.. – вырвалось у него. – Настасьин?.. Ты чего же, не рад?

Мальчик, разбрызгивая слезы, резко мотает головой.

– Да ведь и свой конь у тебя будет. Толково будешь служить – то князь Андрей Ярославич сокольничим тебя сделает!..

Гринька приоткрывает один глаз – исподтишка вглядывается в лицо Невского.

– Я с тобой хочу!.. – протяжно гудит он сквозь слезы и на всякий случай приготовляется зареветь.

Невский отмахивается от него:

– Да куда ж я тебя возьму с собою? В Новгород путь дальний, тяжкий. А ты мал еще. Да и как тебя от матери увозить?

Увещевания не действуют на Гриньку.

– Большой я, – упорно и насупясь возражает Настасьин. – А мать умерла в голодный год. Я у дяди жил. А он меня опять к Чернобаю отдаст. А нет – так в куски пошлет!..

– Это где ж – Куски? Деревня, что ли? – спрашивает Александр.

Даже сквозь слезы Гриньку рассмешило такое неведение князя.

– Да нет, пошлет куски собирать – милостыню просить, – объясняет он.

– Вот что… – говорит Невский. – Но ведь я же тебя ко князю Андрею…

– Убегу я! – решительно заявляет Гринька. – Не хочу я ко князю Андрею.

– Ну, это даже невежливо, – пытается еще раз убедить упрямца Александр. – Ведь князь Андрей Ярославич родной брат мне!

– Мало что! А я от тебя никуда не пойду! – уже решительно, по-видимому заметив, что сопротивление князя слабеет, говорит Настасьин.

– Только смотри, Григорий, – с притворной строгостью предупреждает Невский, – у меня в Новгороде люто! Не то что здесь у вас, во Владимире. Чуть что сгрубишь на улице какому-нибудь новгородцу, он сейчас тебя в мешок с камнями – и прямо в Волхов.

– А и пущай! – выкрикнул с какой-то даже отчаянностью в голосе Гринька. – А зато там, в Новгороде, воли татарам не дают! Не то что здесь!

И, сказав это, Гринька Настасьин опустил длинные ресницы, и голосишко у него перехватило.

Невский вздрогнул. Выпрямился. Брови его сошлись. Он бросил испытующий взгляд на мальчика, встал и большими шагами прошелся по комнате.

Когда же в душе его отбушевала потаенная, подавленная гроза, поднятая бесхитростными словами деревенского мальчика, Александр Ярославич остановился возле Настасьина и, слегка касаясь левой рукой его покрасневшего уха, ворчливо-отцовски сказал:

– Вот ты каков, Настасьин! Своим умом дошел?

– А чего тут доходить, когда сам видел! Татарин здесь не то что в избу, а и ко князю в хоромы влез, и ему никто ничего!

Князь попытался свести все к шутке:

– Ну, а ты чего ж смотрел, телохранитель?!

Мальчик принял этот шутливый попрек за правду. Глаза его сверкнули.

– А что бы я посмел, когда ты сам этого татарина к себе в застолье позвал?! – запальчиво воскликнул Гринька. – А пусть бы только он сам к тебе сунулся, я бы его так пластанул!..

И, вскинув голову, словно молодой петушок, изготовившийся к драке, Гринька Настасьин стиснул рукоять воображаемой секиры.

«А пожалуй, и впрямь добрый воин станет, как подрастет!» – подумалось в этот миг Александру.

– Ну что ж, – молвил он с гордой благосклонностью, – молодец! Когда бы весь народ так судил…

– А народ весь так и судит!

– Ого! – изумился Александр Ярославич. – А как же это он судит, народ?

– Не смею я сказать… ругают тебя в народе… – Гринька увел глаза в сторону и покраснел.

Ярославич приподнял его подбородок и глянул в глаза.

– Что ж ты оробел? Князю твоему знать надлежит – говори!.. Какой же это народ?

– А всякий народ, – отвечает, осмелев, Настасьин. – И который у нас на селе. И который в городе. И кто по мосту проезжал. Так говорят: «Им, князьям да боярам, что! Они от татар откупятся. Вот, говорят, один только из князей путный и есть – князь Невский, Александр Ярославич, он и шведов на Неве разбил, и немцев на озере, а вот с татарами чачкается, кумысничает с ними, дань в Татары возит!..»