Раубриттер

- И старый однорукий оруженосец, ненавидящий своего сеньора, - согласился Гримберт, - Разве не прекрасное сочетание?

В заплывших глазах бывшего барона мелькнуло что-то похожее на любопытство.

- Почему ты думаешь, что я соглашусь?

- Потому что тебе нечего больше делать здесь. Единственная цель, которая осталась в твоей жизни – убить меня. А я больше никогда не вернусь в проклятый Бра. Подумай сам, есть ли у тебя выбор?

- Дьявол, я бы засмеялся, если б у меня осталось хоть одно целое ребро… Ты в самом деле настолько спятил, что хочешь взять в оруженосцы человека, который мечтает тебя убить?

- Да, - подтвердил Гримберт, - Мы оба знаем цену верности. В конце концов, мы начали с того, что предали друг друга. Что в этом мире может быть более надежной защитой, чем взаимная ненависть? Уж она-то, по крайней мере, более надежна и стабильна, чем все клятвы и обещания. Ты хочешь убить меня, а значит, не допустишь, чтоб я нелепо погиб от чужой руки. Чего еще желать от оруженосца?

- Взгляни на себя, Паук, - Берхард подавился собственным смешком, - Если какой-нибудь сеньор и согласится принять тебя в свое знамя, он должен быть слепым, как ты сам!

Гримберт попытался покачать головой, потом понял, что это движение, естественное для человека, непосильно для его нового доспеха. Слишком ограниченный сектор движений, слишком несовершенны силовые приводы.

- Меня зовут Паук, Берхард. А пауки никому не служат. Это не в их природе.

- Эк ты заговорил… А жрать что будешь, мессир? На какие деньги доспех латать? А снаряды покупать?

- Уж точно не за сеньорские. Империя огромна. Человек в рыцарском доспехе всегда найдет способ заработать на корку хлеба и кружку вина. И пусть даже корка будет черствой, а вино – выдохшимся.

- Вот, значит, какое ремесло ты себе выбрал? - осведомился Берхард презрительно, - Из маркграфов – в раубриттеры?

Раубриттеры. Рыцари без сюзерена и без чести. Разбойники в рыцарских доспехах, подъедающие остатки за настоящими хищниками. Голодное и злое племя, устремляющееся на запах наживы в любой конец агонизирующей империи, лишь бы урвать свою долю от истекающей кровью добычи. Алчное отродье, не имеющее никаких представлений о рыцарских добродетелях, готовое присягнуть хоть самому дьяволу или штурмовать небесные врата, если за это заплатят серебром.

Аляповатые эмблемы вместо родовых гербов, изношенные ржавые пушки вместо современных орудий, неутоленная собачья злость вместо рыцарской чести. Да, подумал Гримберт, это мне подходит. Никто не станет проявлять любопытства к его лицу – у раубриттеров нет ни прошлого, ни будущего. Никто не сможет потребовать выполнения рыцарского обета – у раубриттеров собственные представления о добродетелях. Не сдерживаемый ни клятвами, ни союзными обязательствами, он сможет двинуться в любую сторону света, пересекая границы и межи, будь они явственными или условными.

- Значит, стану раубриттером, - спокойно подтвердил он, - Отчего бы и нет? В конце концов, у меня нет ни земли, ни вассалов. А будет ли у меня оруженосец – решать только тебе.

Берхард долгое время ничего не говорил, глядя на доспех снизу вверх. Гримберт и прежде не мог с уверенностью сказать, что чувствует этот человек, похожий на исконного хищника Альб, очень уж невыразительно было его лицо. Сейчас оно и подавно напоминало броневую обшивку, потрепанную и оцарапанную во многих местах.

- Ты скверно кончишь, мессир, - пробормотал наконец Берхард, - Если Господь и позволил тебе до сих пор пачкать этот мир своим присутствием, то только лишь потому, что хочет найти для тебя по-настоящему скверную смерть. Ты самоуверен, ты глуп, ты ни черта не смыслишь в жизни – в настоящей жизни, а не в той, которую воображаешь, строя свои воздушные замки и чертя схемы. Ты умрешь какой-нибудь очень плохой смертью.

Гримберт усмехнулся.

- Так неужели ты откажешь себе в удовольствии находиться рядом, когда это произойдет?

Берхард сплюнул красным в снег и замолчал, обдумывая ответ. Гримберт не собирался его торопить. Он знал, что тому не потребуется много времени.

И уж конечно их не собирались торопить Альбы.

III. - FIDEM

Каждое чудо должно найти свое объяснение,

иначе оно просто невыносимо.

Святой Карл Пражский

- Любезный! Вы паромщик?

Человек в соломенной шляпе и с трубкой в зубах приоткрыл глаза, серые и невыразительные, как заполненные дождевой водой отпечатки копыт в земле.

- Чего желаете?

- Желаю переправиться на остров и поскорее. Во сколько это обойдется?