— Вулкану не было до этого никакого дела… Я любила твоего прадеда, он любил меня… я была его любовницей. Я умерла двадцати лет, оставив ему мой портрет. Я была хороша; он хотел увековечить воспоминание о нашей пламенной и краткой любви и велел изобразить мои черты в образе Венеры…
— А когда жил мой прадед?..
— Двести двадцать лет тому назад…
— В таком случае вам…
Венера перебила меня, улыбнувшись в третий раз, и сказала:
— Мне все еще двадцать лет, потому что я бессмертна…
В эту самую минуту я почувствовал на моем лице душистые волны светло-русых волос любовницы моего прадеда… Сладостное дыхание коснулось щеки моей… Ее руки обпили меня… Губы, сухие и горячие, прильнули к моим губам… Я закрыл глаза — и не помню, что было после… кажется, я потом заснул.
Когда я проснулся во второй раз, было уже светло, и я лежал один на моей постели. Светло-русая Венера заняла опять на обоях свое вековое место и по-прежнему, лучезарная и полуобнаженная, выходила из своей перламутровой раковины…
— А, любезный кавалер! — вскричал регент с веселым смехом. — На этот раз, как я полагаю, вы сознаетесь без труда, что ваше чудесное приключение было не что иное, как анакреонтическое сновидение, которое снилось нам всем раз двадцать…
— Извините меня, ваше королевское высочество, — возразил Рауль. — Но я не могу в этом сознаться.
— Однако богиня, без сомнения, не оставила ни фазана, ни рябчика для убеждения в том, что приключение ваше было не сном, а действительностью?
— Она доказала это другим образом, ваше высочество…
— Каким же это образом, позвольте спросить?
— Она оставила на моей постели три розы из своих волос… а это было в январе…
— У вас на все готов ответ, кавалер!..
— Я рассказываю, ваше высочество, только то, что было.
— Нет возможности сомневаться, и я объявляю себя убежденным!.. Теперь посмотрим, скажите же мне, что случилось после? Вернулся ли к вам обольстительный призрак в первую пятницу следующего месяца?..
— Я должен сказать более…
— Вот как?..
— Вероятно, Венера была пристрастна к любви еще более, нежели Гюберт к охоте…
— И я нахожу, что Венера была права! — подхватил герцог Орлеанский.
— Любовница моего прадеда вернулась на другую ночь…
— Черт побери, кавалер! — сказал Филипп. — Верно, ей понравилось с вами!.. Итак, она пришла на другую ночь?
— Точно так, ваше высочество… потом и на следующую ночь… Наконец через три месяца…
— Она перестала приходить? — перебил герцог Орлеанский.
— Извините, ваше высочество, она возвратилась бы, конечно, но меня отец отослал на несколько месяцев на берега Средиземного моря, потому что я побледнел и исхудал от бессонных ночей…
— Что же, впоследствии ваше здоровье поправилось?..
— Как нельзя лучше. Для того чтобы выздороветь, мне стоило только удалиться от моего восхитительного, но опасного вампира…
— Но когда вы выздоровели, вы, верно, вернулись в замок Ла Транблэ?
— Вернулся, ваше высочество.
— Что же тогда случилось?
— Ничего, ваше высочество.
— Призрак не являлся?
— Нет, и по очень простой причине…
— По какой?
— Отец мой — я так никогда и не смог узнать почему — велел снять и отнести в кладовую мифологические обои; я нашел во второй комнате такую же деревянную обшивку, как и в первой.
— Но ведь была и третья комната?
— Была, ваше высочество.
— Тоже с обоями?
— С обоями, и в ней-то поместили меня в тот вечер, когда я возвратился в замок Ла Транблэ.
XIV. Третьи обои
— Обои в третьей комнате, — продолжал Рауль, — были самой странной и любопытной вещью, какую только можно вообразить. Они были сделаны в эпоху очень отдаленную, и мне невозможно определить время точным образом. Они представляли царицу Савскую, приносящую подарки царю Соломону. Наивный рисовальщик, по рисункам которого были сделаны эти обои, придал большей части лиц угрюмые и свирепые физиономии. Соломон — великий Соломон!.. — несмотря на свой восточный костюм, больше походил на атамана разбойников, нежели на царя иудеев, мудрость и красота которого вошли в пословицу. Придворные его напоминали отставных солдат, а иерусалимские дамы имели вид женщин легкого поведения. Среди всей этой странной обстановки одна царица Савская представляла черты тонкие и приятные, исполненные прелести и правильности. Ее большие темно-голубые глаза, несколько продолговатые, были осенены длинными черными ресницами. Так же, как и у Венеры, волосы у ней были светло-русые, удивительно густые и вьющиеся. Словом, чтобы дать полное понятие о ней, я скажу, что, заимствовав самые очаровательные прелести у каждой из красавиц, составляющих украшение и радость ужинов вашего высочества, и соединив все эти прелести в одной женщине, нельзя было бы получить более совершенный, более гармонический образец красоты, какой представляла собою молодая царица Савская.
— О! О! — весело перебил Рауля регент. — Вы были соперником вашего прадеда, а теперь хотите сделаться соперником царя Соломона!! Берегитесь, кавалер, мы вас назовем влюбленным в обои.
— Я принужден вывести ваше высочество из заблуждения, — отвечал Рауль, — на этот раз дело идет не о любовном приключении.