Равнение на знамя

Покрутившись на месте и кинувшись было в дверь первого этажа, Ушастый затормозил задними лапами, пару секунд повертелся, тыкаясь носом в затоптанный пол — и уверенно бросился к лестнице. Внюхался в едва заметные щели меж досками, положил лапу на нижнюю ступеньку и обернулся к двуногим сослуживцам, яростно крутя хвостиком, вывалив язык и широко ухмыляясь по-собачьи. Не было нужды устраивать контрольных проходок, все и так ясно.

Далее полковник распоряжался исключительно выразительными жестами. Взмах руки — и Вася Маляренко, обеими руками подхватив Ушастого под пузо, бегом вынес его во двор. Энергичное движение кистью, и четверо — больше не помещалось возле лестницы, мешали бы друг другу нормально целиться — рассредоточились. Трое держали под прицелом двух автоматов и пистолета прибитые новехонькими гвоздями потемневшие доски, а Доронин с самым будничным видом прицелился острым концом лома, всадил его меж двух досок, навалился сверху вниз. Доска выгнулась, заскрипела, один ее конец с треском выскочил…

Автоматная очередь изнутри в темном замкнутом пространстве прозвучала оглушительно — и опер, скрючившись и левой рукой прижимая правую к животу, непроизвольно вскрикнул от боли, но Доронин одним махом оттащил его за шиворот, затолкнул в комнату. Сам уже отпрыгивал, перекидывая автомат из-за спины — и три очереди хлестанули в ответ по темным доскам, от всей души, в упор, на опустошение магазина.

Летели щепки, воняло тухлой пороховой гарью, изнутри еще раз стрекотнул автомат, совсем коротко — и затих. Но они еще какое-то время решетили подлестничное пространство, невеликое, всего-то метр на два, стараясь пройтись по всем уголкам тайника. В довершение полковник, запрыгнув на ступеньку и сменив проворно магазин, прошелся длинной очередью по тайнику сверху, безбожно дырявя ступеньки.

И настала тишина. В горле першило от пороховой гари, но приходилось этим пренебречь, и Доронин, подхватив лом, уже без всякой опаски принялся выламывать доску за доской. Уцелеть внутри после подобной обработки мог разве что колдун, каковых до сих пор в бандформированиях как-то не попадалось.

Слышно стало, как на первом этаже тихонечко, с подвываниями причитают женщины, а на улице заливается ожесточенным лаем Ушастый. Доски отлетели, Доронин посветил туда фонарем, удовлетворенно хмыкнул, скрючился в три погибели и принялся головой вперед вытаскивать из-под лестницы постояльца. За ним волочился автомат — ремень запутался вокруг запястья.

Воспользовавшись краткой передышкой, полковник заглянул в комнату, где обнаружил в общем не внушавшее тревоги зрелище: опер сидел на табурете, скорчившись и шипя сквозь зубы от боли, а Уланов ловко бинтовал ему руку.

Судя по лицам обоих, особых трагедий ждать не следовало.

— Что там? — спросил полковник.

— Да так, — сказал Уланов, вывязывая узел. — Средний палец орлу пулей отсекло начисто — и только. Не переживай, Витек, будешь в столице девкам хвастать, как тебе пальчик злобный душман откусил…

— …птыть! — сдавленно прокряхтел раненый.

— Вот я и говорю, — ухмыльнулся Уланов. — Почетное ранение.

Все здесь было в порядке.

«Если разобраться, — мельком подумал полковник, прикрывая за собой дверь, — это как раз и есть форменное невезение. Когда все целы-невредимы, а одному одной-единственной пулей отрывает палец. Именно что невезение…»

Обитатель тайника смирнехонько лежал на полу лицом вверх — правда, «лицом» эту часть тела теперь можно было именовать с большой натяжкой, чьи-то пули припечатали так, что провести опознание по фейсу, пожалуй, не представляется возможным.

— Посмотрите лапу, — сказал полковник, присаживаясь на корточки.

Его поняли прекрасно: многие из тех, кто числился в розыске, обладали приметами, не позволявшими их перепутать или не опознать. Кончиком ножа Доронин моментально распорол левый рукав полосатой рубашки, без малейшей брезгливости стряхнул лоскуты. Чуть пониже плеча обнаружилась мастерская наколка: купол какой-то мечети, обрамленный затейливым восточным узором, арабская вязь…

— Камаль, — убежденно обронил Доронин.

— Камаль, — кивнул полковник. — Посмотрите-ка там, живенько…

Внутреннее пространство под лестницей осветили — ага, толстенная полевая сумка, туго набитая, пластиковый пакет, в котором шуршат бумаги. Покойный был, если можно так выразиться, скорее штабистом, чем диверсантом, а потому держал при себе немало интересных бумаг. Жаль, что не удалось сграбастать живым — поди возьми в таких условиях, — но камалевский архив сам по себе вещь интересная.

Рахманин вышел во двор, еще издали махнул рукой:

— Упакуйте болезного!

Лямин с превеликой охотой отцепил с пояса наручники и подтолкнул хозяина в спину:

— Руки назад!

Тот подчинился, но глазами сверкнул уже с неприкрытой враждебностью, процедил:

— Кишки б вам на забор…

— Ничего, — сказал полковник почти весело. — Ты у меня еще петь будешь как птичка соловей, длинно и старательно… Леха, вызывай штаб и докладывай все как есть.