Равнение на знамя

Он заткнулся, мыча — это Кеша по знаку полковника бесцеремонно припечатал пленного физиономией к грязному асфальту. Рахманин преспокойно возился с замками. Вмиг справившись с навесным и отперев врезной, он оглянулся на Гурама — нет, никак не похоже, что там, внутри, каким-то способом заминировано, иначе этот экземпляр дергался бы совершенно иначе, он ведь под самой дверью лежит, любым взрывом и его в первую очередь зацепит.

Ухитрившись чуток вывернуть башку из цепкой хватки, прижатый щекой к асфальту, Гурам прошипел:

— Идиоты! Огребете на свою жопу приключений, последний раз предупреждаю…

— Побачим, — спокойно отозвался полковник.

И вошел первым. Комнатушка заполнена не более чем на треть — справа штабелек деревянных ящиков с «дамскими пальчиками» и персиками, слева полдюжины больших коробок, судя по маркировке, из-под телевизоров «Панасоник»… и именно к ним кинулся с порога Тимурчик, радостно завизжал, тычась носом, заскреб передними лапами по ближайшей.

Рахманин нетерпеливо мотнул головой в ту сторону. Верхний ряд — пустые, полетели в сторону… Нижние старательно обмотаны прозрачным скотчем крест-накрест, тяжелые, так…

Скотч затрещал под лезвием короткого перочинного ножа. Затаив дыхание, полковник обеими руками раздвинул картонные боковинки. Тихонечко восхищенно выругался, в семь этажей с чердаком.

Внутри, почти до самого верху, лежали прозрачные пластиковые пакеты размером с крупную книгу — пухлые, в ладонь толщиной, плотно набитые чем-то светло-шоколадным, на первый взгляд похожим то ли на замазку, то ли на пластилин. Полковник ткнул верхний указательным пальцем — и под нажимом масса чуть вмялась, осталась небольшая ямка. Проскочив под его локтем, Тимурчик запрыгнул в коробку и принялся вертеться на пакетах, повизгивая, крутя обрубком хвоста, в совершеннейшем экстазе. Выражение его мордахи читалось легко: «Говорил я вам?!»

«Пластид, — ощутив блаженнейшую расслабленность, подумал полковник. — Кайф-то какой… Пластид! Именно в тех количествах, какие потребны для акции…»

Не оборачиваясь, он распорядился:

— Собаку уберите. Супостата сюда.

Антон не без труда, ухватив обеими руками под пузо, извлек торжествующего Тимурчика из коробки и вынес за дверь, в которую тут же препроводили Гурама, едва ли не утыкавшегося носомв пол, с вывернутыми за спиной руками. Вошедший следом Климентьев покачал рукой — он, зацепив за скобку указательным пальцем, держал «Макаров». Пояснил кратко:

— У генацвали был в кармане.

— Разогните его чуток, — приказал Рахманин, улыбаясь во весь рот. — Что вы его закорючили, словно трахаться собрались…

Улыбка была широченная, идиотская, полковник это прекрасно понимал, но ничего не мог поделать с физиономией — они нашли. Нашли! Им еще многое предстояло провернуть, но пластид — вот он, именно в таком количестве, о котором говорил Абу-Нидаль — присмиревший Абу-Нидаль, невероятно словоохотливый, даже подобострастный.

Гурама чуток разогнули. Он по-прежнему, сразу видно, не принимал в расчет худшего: грозно вращая глазами, кривил рожу, шипел и кипел, как перегретый самовар. В голосе явно прозвучало даже некоторое превосходство:

— Ну что, сопляки, видите где-нибудь порошочек? Говорю тебе, длинный, вызвони срочно Черного, тебе же лучше будет…

— Вопрос, конечно, дискуссионный… — сказал полковник, величайшим усилием воли справившись наконец с дурацкой ухмылкой от уха до уха. — Родной, ты ведь еще в советской школе учился? Ну вот, значит, по-русски разберешь, хотя бы по-печатному… Ознакомишься?

Он достал удостоверение, подержал перед физиономией Гурама сначала обложку, потом раскрыл книжечку, надолго зафиксировал у носа. Вновь не удержался от улыбки. Зрелище и впрямь было примечательное: когда за секунду рожа супостата меняется совершенно, так, что и словами описать невозможно эту богатейшую гамму отрицательных эмоций. Чрезвычайно приятное зрелище, знаете ли — ошеломление, безнадежность, тоска, опустошенность и черт-те что еще в богатом ассортименте, харя неглупого человека, осознавшего, что грянуло все же худшее, самое худшее, чего только можно ждать от жизни…

Убрав удостоверение, Рахманин вежливо осведомился:

— Пожелания будут? Скажем, адвоката позвать, по яйцам не пинать, не говорить будущим сокамерникам, что этот черномазый в хатку закрыт за попытку изнасилования малолетней… — он шагнул вперед, пятерней крепко сжал физиономию Гурама и сказал с яростным напором: — Поплохело, тварь? А чтоб тебе поплохело окончательно, я тебе поведаю, что Абу-Нидаля не грохнули в перестрелке у деревни, а взяли живехоньким, и нежную свиданку вам с ним устроить — как два пальца… — почувствовав под рукой шевеление лицевых мускулов, ослабил хватку. — Ну, что ты там хрюкнуть намерен? Излагай…

— Я… требую… грузинского консула…