Равнение на знамя

В двухкомнатную «хрущевку» набилось уже человек десять. Под бодрое журчание лившейся в кухоньке воды с треском распахивались дверцы шифоньера, выдвигались всевозможные ящики, летела на пол одежда, сыпались книги с полок, в прихожей, на антресолях, шумно возился вставший на табуретку Климентьев.

Он первым и крикнул вскоре:

— Ага!

И появился в комнате, неся перед собой картонный ящик из-под видюшно-го проигрывателя. Хозяин, жавшийся в уголке на корточках под бдительным присмотром Кеши, издал жалкий неописуемый звук.

— Ну да, ну да, — цинично ухмыляясь, сказал ему полковник. — А ты как думал, рыло? Все нашли и всех нашли, а кого еще не нашли, того подгребем в скором времени.

Он взял у Климентьева коробку, поставил ее на низкий обтерханный диван, полез по привычке за ножом, но скотча тут не было, и резать ничего не пришлось — картонная крышка аккуратно вставлена в пазы, и только. Подцепив ее ногтем, полковник затаил дыхание. И открыл.

Зачем-то машинально сосчитал коробочки с толстенькими пластиковыми антеннами, очень похожие на портативные рации — четырнадцать. Аккуратно обернуты в пупырчатую пластиковую упаковку, переложены помещенными внутрь наподобие решетки пенопластовыми полосками, вдобавок ватой окружены — чтобы не болтались в коробе, стояли плотно, как патроны в обойме. Те самые радиовзрыватели, вторая партия, проскользнувшая мимо них. Первую они перехватили тогда, а вторая просквозила по другому маршруту, ровно четырнадцать, как Абу-Нидаль и исповедался…

Хозяин попытался что-то членораздельное пискнуть. Хотелось врезать ему по ребрам от всей души, правой ноженькой, с разворота, с переносом на ногу всей тяжести тела, потому что этот был самого что ни на есть славянского облика — но полковник, увы, как человек дисциплинированный, не мог себе позволить этакой лирики.

— Сиди, падла, — сказал он сурово. — Ты мне сейчас не нужен. Думай пока, как тебе в камере весело будет, тебе туда надолго… Толя, давай в эфир, там по потолку давненько ходят.

Хозяин наконец очнулся совершенно, выкрикнул из угла с забавной смесью страха и вызова:

— Вы ответите!

Рахманин, чувствуя приятную расслабленность — получилось, получилось! — закрыл коробочку и прошелся по разгромленной комнате. Поднял с пола, из кучи, цветной журнальчик небольшого формата, полистал, присмотрелся, хмыкнул:

— Ну да, конечно! Мадмуазель Новодворская и прочий зверинец…

— Вы ответите! — выкрикнул хозяин уже самую чуточку увереннее.

Полковник разжал пальцы, и поганый журнальчик спланировал на пол.

— Придурок ты все-таки, — сказал Рахманин беззлобно, даже с некоторой грустью. — Мир, понимаешь ли, изменился, страна выздоровела, а вас осталось-то полтора убогих идиота… И не будут возле тюрьмы толпиться возмущенные народные массы, не будут импортные люди тебе черную икру передавать и фотки твои цветные в своих газетках тискать. А будешь ты сидеть уныло и буднично, как самый обыкновенный долбаный пособник террористов. И знаешь, что самое пикантное? Когда грохнуло бы, домик твой попал бы в зону поражения одним из первых, и загнулся бы ты здесь со всем своим семейством, придурок… А ты что, на орден Шамиля первой степени рассчитывал? Ладно, берите его, и пошли.

Пожар на фруктовом складе вспыхнул совершенно неожиданно для всех базарных людей — ну, естественно, они и понятия не имели, что устроен он был профессионалами своего дела, располагавшими и богатым житейским опытом, и кое-какой материальной частью. Взрыва никто не слышал, там и взрываться-то было нечему, просто-напросто в закутке, принадлежавшем некоему Гураму, в половине двенадцатого дня вдруг полыхнуло, да так, что из-под двери растеклись огненные ручейки, мгновенно воспламенившие несколько пустых ящиков. А через пять секунд сработало второе устройство, приведенное в действие Кешей простым звонком на мобильник — разумеется, после того как он убедился, что никого из хомо сапиенсов поблизости нет.

А дальше, собственно, и не надо было ни во что вмешиваться, события развивались своим естественным чередом. Народ с рынка шарахнулся, остались только самые безбашенные зеваки, примчалась пожарная команда, самая настоящая, ни в какие жуткие тайны не посвященная — и за каких-то полчаса возгорание ликвидировала умело и качественно. К тому времени милиция — опять-таки не знакомая с потаенной подоплекой дела — вытеснила с рынка всех посторонних и большую часть торгового люда, оставив только тех, кто держал клетушки на этом самом складе. Чтобы, как легко догадаться, снять показания и заполучить кучу бюрократических бумаг.

Вот только среди милиционеров, во множестве скопившихся на базаре, сыскались и такие, кто в милицейскую форму нарядился только для виду…