Равноденствия. Новая мистическая волна

Скоро полночь, а всё ещё не темнеет, и видны даже самые дальние уголки сна. Серо-голубая белка снует по складкам твоего вязаного платья, цепляясь коготками за васильковые мохеровые звёздочки зодиака, скопированного каким-то сумасшедшим модельером с точностью до наоборот… Муравьи-акробаты танцуют на подлокотниках старинной скамейки самоубийственный ритуал: они взваливают себе на спины глянцевые распятия отшлифованных вечерней росою травинок и, покружив в изнуряющем трансе, срываются вниз. Один за другим. В порядке нескончаемой рыжей очереди… Цветы постепенно отказываются впитывать высоту, смыкая, скручивая в перламутровые спирали свои лепестки. Те, что уцелели после дневных гаданий на «любит — не любит»… Юные, неопытные соловьи царапают смычками своих голосов какие-то новомодные ритмы, старательно воспевая поизносившийся в солнечной суматохе зыбкий пейзаж и твою молчаливую дрожь. Нерешительную. Стыдливую. Лишённую той сумасбродной спонтанности, на которую бывает способно даже самое слабое женское тело, но только с наступлением полной, спасительной темноты, скрывающей каждый изъян, как примету какого-нибудь совершенства, способного пробудить страстоцветы тайных желаний…

Ты дрожишь. Ты замёрзла. Ещё бы! Здесь воздух хладнокровен. Он свободен от городских декораций. Он почти дикий, кристально чистый, дотошно выстуженный крылышками насекомых, страдающих приступами белой бессонницы. Белой, потому что именно сегодня объявлено открытие сезона «Просветлённых Ночей». Это ежегодная фантасмагория. Время, когда забытые боги вбирают тяжёлую темноту в свои невесомые лёгкие, чтобы отсюда, из моего Парка, со дна глубокой посудины, именуемой Земным Шаром, можно было увидеть все прошлые тайны разрушенного Олимпа…

Жаль: многобожие сегодня — только примитивная религия древних. Забавная виньетка минувшего. Золочёные триги, увы, не встречаются нынче даже в самую летную погоду. А небо понуро лязгает крылатым металлом пассажирских авиалайнеров. Они похожи на ржаворотых детёнышей Дракона, случайно побеждённого однажды красивым рыцарем-самоучкой по имени Ланцелот. Это имя дал ему я. Мне казалось, что, хорошенько заучив скрытый в нём смысл, люди перестанут слать подмётные письма в преисподнюю, с доносами на свои собственные сны… Я был молод и наивен. Бедный Ланцелот! Всё, на что он годится теперь, — жить ночным сторожем в моём Летнем. Парке, охраняя памятники, вырванные с корнями из своего самобытного прошлого… Беречь эти белокаменные изваяния, гнетущие чужеверную, рыхлую почву невзрачного века.

Ты дрожишь. Ты замёрзла… Бывает! Вам, людям, свойственно погружение в холод единоличных мечтаний о счастье. А что есть счастье для одного? Вечная мерзлота улыбки на губах, отороченных инеем самообмана! Даже в летние дни этот иней пускает белёсые змеевидные корни в гортань, перехваченную жаждой рыданий. И дальше. Глубже. До того, едва пульсирующего источника теплоты. До личного солнышка внутри ледяной глыбы, задрапированной мягкой кожей. Внутри густой пустоты, которую называют телом…

Ты дрожишь. Тебе страшно? Одиноко? Тебе страшно одиноко! Я вижу. Чувствую. Но не смею помочь. Не умею. Уже. Посмотри-ка, маленькой статуэтке на массивном мраморном постаменте тоже не по себе. Я зову её Билитис. Какой-то кретин, из тех, что считают себя знатоками старины, умудрился затерять родословную этого существа. И сейчас невозможно утверждать с достоверностью: то ли это женщина, любившая женщин в шестом веке до нашей эры, писавшая свои интимные будни в мужских походных тетрадях и распускавшая о себе злые слёзы, то ли это — окаменевшие прелести одной из тех безрассудных богинь, что вечно якшались со смертными…

Видишь, ей холодно. Она дрожит. Совсем как ты. Она одета в лёгкий туман, едва прикрывающий испещрённое временем тело. На ней — одна кружевная дымка, туника из влажных поцелуев вечернего воздуха…

Подожди! Что ты делаешь? Зачем ты её обнимаешь? Глупая взрослая девочка! Ты думаешь, так будет теплее? Но двум замерзающим мифам не сбыться даже в моём собирающем небыли Парке! В моей свадебной клетке для любимой другими любимыми…

Сколько надежд назад я споткнулся на лестнице, ведущей в стародавнее, оплетённое древовидной паутиной небо? Я нёс в дар давнишним богам твои тщетные мысли, собранные священными пчёлами с лиц вечно случайных мужчин. Это был прозрачный шар из лучшего горного хрусталя, внутри которого при каждом шаге взмывали вверх стаи самых изысканных женских капризов — разноцветные мелочи воображения: перья, бусины, восковые куколки, шпильки, табакерки, медальоны, письма, записочки, корсеты, мундштуки, папильотки, фероньерки, сонеты, сонаты, стразы, трости, перстни, запонки, парики…

Каюсь: я поскользнулся на самом последнем облаке! Не устоял. И, падая, выпустил всю свою нежность, разбив на Земле неземную теплицу с холодным названием Парк…

Ты дрожишь?

Ты замёрзла?

ТЫ ВСПОМИНАЕШЬ!!!

4. Письмо в летаргию