— С этим? — Панариши извлек нож из висящего на поясе чехла, и прежде чем Карина успела хоть что-то сказать, наклонился и одним движением перерезал веревки на руках пленника. — Ничего не делать. Он больше не солдат Дракона. Саррахан, забирай Ямому, и уходите. Можешь остаться в Мумме, если деревня тебя примет.
— А с остальными? — напряженно спросила Карина.
— Ну, поскольку ты вряд ли благосклонно отнесешься к идее их перестрелять, — фыркнул псевдо-шаман, — придется просто их выгнать. Не беспокойся, им оставят ножи и кресала. Они, в отличие от тебя, в лесу выживут. А теперь пойдем в дом, Кара. Нам действительно пора поговорить.
Когда Карина, Цукка, Панариши и Шаттах вошли в Большой Дом, первым, кого Карина заметила, оказался Дурран. Младший Коготь понуро сидел на одной из лавок в комнате, которую назначили гостиной, и грыз ногти на пальцах. При виде всей компании он даже не пошевелился.
— Я кому-то еще нужен? — угрюмо спросил он, не поднимая взгляда.
— Кара, хочешь ему ответить? — поинтересовался Панариши, присев в углу на корточки и аккуратно положив на пол меч и кинжал Цома. — Имей в виду, он нарушил клятву о безоговорочном повиновении старшим, которую давал, вступая в клан, и теперь только и ждет удобного момента, чтобы перерезать себе глотку. Или как там у вас принято с собой кончать, а, Дурран?
Младший Коготь вскинул на него мрачный взгляд, но промолчал.
— Дурран, ты в самом деле хочешь убить себя? — неверяще спросила Карина. — Но почему?
— Потому что кланы Дракона — такие большие волчьи стаи, где старшие волки охраняют свое положение от посягательств молодых в том числе с помощью красивых слов. А некоторые молодые почему-то воспринимают слова старых всерьез, — Панариши закатил глаза к потолку. — Дурран, тебе в твоем-то возрасте пора бы и знать, что типичный способ для очередного Головы занять место старого — убийство. Подлое убийство — удар ножом в спину, яд в питье и тому подобное. Клятвы нужны верхушке клана для того, чтобы лучше контролировать таких, как ты.
— Мне все равно, зачем клятвы нужны им, — глухо сказал Младший Коготь. — Я знаю лишь, что нарушил клятву сам. Я предал — неважно кого и неважно почему. Зачем мне жить дальше?
— Господин Дурран, но ведь ты защищал меня, — тихо сказала Карина, опускаясь рядом с ним на лавку. — Ты пытался убедить своего хозяина, чтобы меня не убивали. Скажи — почему?
— Потому что ты — первая на моей памяти, кто действительно заботился о людях, — все так же глухо откликнулся Дурран, не поднимая на нее взгляд. — Ты не говорила, а делала — так делала, словно иначе и поступить нельзя. Делала, хотя знала, что тебя в любой момент могут убить, хотя ничем не была им обязана. Моя жизнь ничего не стоит рядом с твоей. Ты должна жить… а мне больше незачем.
— Господин Дурран, так нельзя! — горячо сказала Карина. — Твоя жизнь не менее ценна, чем моя. Пожалуйста, не надо так поступать. Я очень тебя прошу! Очень! Если бы ты не убил того… с тоскалой…
— Цома, — подсказал Панариши.
— Да, Цома, он приказал бы своим солдатам стрелять. А у них были автоматы. Они бы убили многих, просто промахнувшись по мне. Я не могу остановить все пули, в меня направленные, часть все равно срикошетила бы мимо и в кого-нибудь попала бы! Ты спас людей — и хочешь убить себя за такое?
— Я предал…
— Да никого ты не предал! — внезапно для себя вскипела Карина. — Любой солдат в нормальной армии имеет право отказаться от исполнения преступного приказа! И воспрепятствовать его исполнению другими тоже может! А если командиры прямо требуют от солдат преступлений, это не армия, а банда! А какие там еще клятвы и честь в бандах? Они только грабить и убивать могут! Сан Дурран, я знаю, каково жить с грузом прошлого на сердце. Нелегко, да, но ты обязан справиться! Честь — то, что внутри тебя, а вовсе не то, что говорят другие. Ты поступил правильно, и прекрати рассуждать о вещах, в которых ничего не смыслишь!
— Не говори мне о чести, женщина! — Дурран запыхтел, надуваясь от гнева, как воздушный шарик. Он вскинул тяжелый взгляд и уперся им в Карину. — Я всю жизнь прожил…