Раз, два, пряжка держится едва… Печальный кипарис. Зло под солнцем. Икс или игрек?

В отеле «Савой»[2] мистер Эмбериотис, усмехаясь про себя, ковырял во рту зубочисткой.

Все складывается просто замечательно. Ему, как всегда, везет. Подумать только, всего несколько участливых слов, которые он ввернул этой глупой курице, — и такая награда! Недаром говорится: отпускай хлеб твой по водам[3]. Он всегда был добросердечен. Добросердечен и щедр! А впредь будет еще более щедрым. В его воображении рисовались сладостные картины благих деяний. Маленький Димитрий… И добряк Константопополус, бьющийся, чтобы сохранить свой ресторанчик… Какая приятная неожиданность для них…

Мистер Эмбериотис нечаянно задел зубочисткой больной зуб и поморщился. Радужные грезы слегка поблекли и уступили место сиюминутным заботам и тревогам. Мистер Эмбериотис осторожно потрогал зуб языком. Потом вынул записную книжку: 12.00, Квин-Шарлотт-стрит, 58.

Он попытался вернуть приятное, можно даже сказать, радостное расположение духа. Но увы! Эта коротенькая строчка: «Квин-Шарлотт-стрит, 58. 12.00» заслонила собой радужное будущее.

3

Завтрак в отеле «Гленгаури-Корт», Южный Кенсингтон, окончился. Мисс Сейнсбери Сил сидела в холле и разговаривала с миссис Болито. В столовой они занимали соседние столики и подружились неделю назад — на другой же день после того, как мисс Сейнсбери Сил поселилась здесь.

— Представляете, дорогая, он и в самом деле больше не болит! — говорила мисс Сейнсбери Сил. — Ни чуточки! Может быть, я позвоню…

— Ни-ни! Не делайте глупости, дорогая, — перебила ее миссис Болито. — Вы отправитесь к дантисту и покончите с этим раз и навсегда, милочка.

Миссис Болито, властная дородная дама, говорила густым низким голосом.

Мисс Сейнсбери Сил было лет сорок с небольшим. Ее волосы, не слишком умело обесцвеченные перекисью водорода, неопрятными завитками обрамляли лицо. Бесформенное платье претендовало на некую художественную небрежность; пенсне то и дело падало с носа. Больше всего на свете мисс Сейнсбери Сил любила поболтать.

— Но, право, уверяю вас, он уже совсем не болит, — жалобно лепетала она.

— Чепуха. Вы же сами мне говорили, что ночью не сомкнули глаз.

— Да, это правда… нет, но в самом деле… теперь нерв уже, наверное, убит.

— Тем более надо идти, — тоном, не терпящим возражений, заявила миссис Болито. — Все мы норовим оттянуть визит к зубному врачу, но это просто малодушие. Лучше уж собраться с духом и навсегда избавить себя от мучений!

С языка мисс Сейнсбери Сил чуть было не сорвалось: «Хорошо вам говорить, это ведь не ваш зуб!»

Однако вслух она очень вежливо произнесла:

— Наверное, вы правы, дорогая. К тому же мистер Морлей такой искусный доктор, он просто не способен причинить боль.

4

Собрание Совета управляющих окончилось. Прошло оно без сучка без задоринки. И отчет выглядел вполне удовлетворительным. Казалось, придраться не к чему. Однако чуткий мистер Сэмюэл Ротерштейн уловил в поведении председателя нечто не совсем необычное. Дважды в его голосе проскользнула то ли резковатость, то ли жестковатость, явно не относящаяся к тому, что происходило на собрании.

Может быть, его гложет какая-то тайная забота? Однако такое предположение никак не вязалось с характером мистера Бланта. Его не так-то просто вывести из равновесия. У него всегда все в порядке. Этакий истинный британец.

Может, печень шалит? Самому мистеру Ротерштейну она причиняет иногда неприятности. Однако Алистер вроде бы никогда не жаловался на печень. И вообще, здоровьем его Бог не обидел — как, впрочем, и умом и деловой хваткой. И ни грана показного усердия. Предприимчив, но при этом очень спокоен и уверен в себе.

Однако сегодня что-то все-таки случилось — раза два председатель, явно сам того не замечая, подносил руку к лицу. Сидел, подперев подбородок. Поза для него необычная. А временами даже казался рассеянным, да-да, рассеянным!

Они вместе вышли из зала заседаний и спустились вниз.

— Может быть, вас подвезти? — предложил Ротерштейн.

Алистер Блант улыбнулся и покачал головой.

— Внизу меня ждет автомобиль. — Он взглянул на часы. — Сегодня уже сюда не вернусь. У меня встреча с дантистом, — добавил он, помолчав.

Так вот она, разгадка тайны.

Эркюль Пуаро вышел из такси, расплатился с шофером и позвонил в квартиру номер пятьдесят восемь по Квин-Шарлотт-стрит.

Немного погодя ему отворил мальчик в ливрее. Он был рыжий, веснушчатый и ужасно важный.

— Принимает ли мистер Морлей? — спросил Эркюль Пуаро, в душе которого теплилась глупая надежда, что, возможно, мистера Морлея куда-то вызвали или что он сегодня нездоров и поэтому приема нет… Увы! Мальчик посторонился, Эркюль Пуаро ступил внутрь, и дверь за ним затворилась, равнодушно и безжалостно, точно врата судьбы.

— Ваша фамилия, сэр?

Пуаро назвал себя, мальчик распахнул дверь с правой стороны, и он вошел в приемную.