Раз, два, пряжка держится едва… Печальный кипарис. Зло под солнцем. Икс или игрек?

В комнате, кроме Джеппа, было еще двое полицейских.

— Рад вас видеть, Пуаро, — сказал он. — Собираемся унести тело. Хотите взглянуть?

Фотограф, стоявший на коленях возле трупа, поднялся на ноги.

Пуаро подошел ближе. Тело мистера Морлея было распростерто у камина.

Он выглядел почти так же, как при жизни. Чуть ниже правого виска зияла аккуратная темная дырочка. Небольшой пистолет валялся на полу, рядом с откинутой в сторону правой рукой.

Пуаро задумчиво покачал головой.

— Ладно, можете убирать, — распорядился Джепп.

Тело мистера Морлея унесли. Джепп и Пуаро остались одни.

— Как обычно, выполняем необходимые формальности. Отпечатки пальцев и все прочее, — сказал Джепп.

Пуаро сел.

— Расскажите мне все по порядку, — попросил он.

Джепп поджал губы.

— Он, вероятно, застрелился… Да, скорее всего, именно это и произошло. На пистолете только его отпечатки пальцев… Но меня что-то одолевают сомнения.

— Какие именно?

— Ну, начать с того, что у доктора, кажется, не было никаких причин совершать самоубийство… У него было отменное здоровье, в деньгах не нуждался. Ни особых забот, ни тревог. С женщинами не путался… по крайней мере, насколько нам известно, — добавил он осторожно. — Ни хандры, ни подавленности, в общем, ничего из ряда вон выходящего. Вот я и хотел услышать ваше мнение. Вы ведь видели его только сегодня утром. Не бросилось ли вам в глаза что-нибудь необычное?

Пуаро покачал головой.

— Ровным счетом ничего. Он был… Как бы это сказать? Словом, нормальнее не бывает.

— В таком случае, все это странно, а? И потом, трудно представить, чтобы человек решился покончить с собой в середине рабочего дня. Почему бы не дождаться вечера? Это гораздо… естественней.

Пуаро согласился с доводами инспектора.

— Когда произошла трагедия?

— Не могу сказать точно. Выстрела, похоже, никто не слышал. Впрочем, это неудивительно. Между кабинетом и коридором две двери, обитые по краю сукном. Наверное, для того, чтобы пациенты, ожидающие своей очереди, не слышали, что происходит в кабинете.

— Весьма вероятно. Пациенты под наркозом иногда ведут себя довольно шумно.

— Вот именно. И на улице вряд ли кто-нибудь что-то мог услышать, ведь там такое оживленное движение.

— Когда обнаружили труп? И кто?

— Около половины второго, мальчик, который служит у доктора, Альфред Биггс. Похоже, не слишком смышленый парень. Судите сами: пациентка, которой было назначено на двенадцать тридцать, устроила скандал из-за того, что ее долго не принимают. Примерно в десять минут второго мальчик все-таки поднялся наверх и постучал. Мистер Морлей не отозвался, а войти тот, видно, не осмелился. Мальчишка частенько получал нагоняй от Морлея и боялся оплошать. Короче, он спустился вниз ни с чем, пациентка окончательно рассвирепела и удалилась — где-то в час пятнадцать. Ее можно понять. Она прождала целых сорок пять минут, было время ленча, и она, наверное, была не прочь перекусить.

— Кто эта особа?

Джепп усмехнулся.

— Со слов мальчишки, так это мисс Ширти… но в книге записи пациентов она значится как Кирби.

— Каков порядок приема пациентов?

— Когда Морлей был готов, принять следующего больного, он нажимал вот этот звонок, и мальчик провожал пациента наверх.

— Когда Морлей звонил последний раз?

— Пять минут первого, после чего Альфред проводил к нему очередного пациента, мистера Эмбериотиса, отель «Савой», — так значится в книге записей.

Легкая улыбка тронула губы Пуаро:

— Интересно, что сотворил наш мальчуган с его фамилией!

— Да уж, он, верно, постарался. Сейчас его спросим. Вот будет потеха!

— А когда ушел этот самый мистер Эмбериотис?

— Мальчуган не знает — он его не провожал… Пациенты, как правило, не вызывают лифт, а спускаются по лестнице пешком и сами выходят из дому.

Пуаро кивнул.

Джепп продолжал:

— Но я позвонил в «Савой». У мистера Эмбериотиса нет никаких сомнений. Он сказал, что когда закрывал парадную дверь, то как раз взглянул на часы — было двадцать пять минут первого.

— И больше ничего существенного?

— Нет. Доктор, по его словам, был совершенно спокоен и держался, как обычно.

— Eh bien[18],— сказал Пуаро. — В таком случае совершенно ясно одно: между двадцатью пятью минутами первого и половиной второго что-то случилось… Скорее всего, ближе к половине первого…

— Видимо, так. Потому что в противном случае…

— В противном случае, он вызвал бы следующего пациента.

— Совершенно верно. Медицинское заключение согласуется с этим предположением. Наш хирург, который осмотрел тело в два двадцать, не может ручаться за абсолютную точность своей экспертизы. В наше время это в порядке вещей — слишком многое зависит от индивидуальных особенностей. По его мнению, Морлей убит не позже часа, скорее всего, даже значительно раньше. Однако, повторяю, утверждать определенно он не берется.

Пуаро в раздумье проговорил:

— Стало быть, в двенадцать двадцать пять мистер Морлей — в отличном настроении: бодр, обходителен, уверен в себе. А потом? Приступ отчаяния… непоправимое горе… не знаю уж, что еще… И в результате он стреляется?

— Смешно, — сказал Джепп. — Согласитесь, это же просто смешно.

— Нет, это не смешно, — возразил Пуаро.