Раз пенёк, два пенёк

 Бугай распахнул дверь и сглотнул набежавшую слюну. По всей избе разносился аппетитный запах щей. Сестра, видать, наготовила. Для кого и варит, дура? Сама ест меньше воробья. Дочку отправила к свекрови – подальше от греха, то бишь от дядьки. Так и ладно, он не в обиде – чем меньше народу, тем больше кислороду. Ишь, краля - позу держит, не разговаривает. Ничего, скоро у тебя сладкая жизнь закончится, Танечка!

 Запах квашеной капусты приятно щекотал ноздри, в животе заурчало. Отбросив колебания, Кабан решительно завернул на кухню.

 Татьяна возле рукомойника чистила кастрюли. Она даже не повернулась в сторону брата. Кабан же схватил самую большую миску и навалил себе солидную порцию, ополовинив на раз кастрюлю. Вот так-то, Танюша! Попробуй, что-нибудь скажи. Но сестра молчала.

 Детина опустошил блюдо, громко отрыгнул и, ковыряя пальцем в зубах, сообщил сестре:

 - Я с утра собираюсь в город съездить. Работу поискать. Так что, пораньше спать лягу. Ты меня не буди.

 Женщина ничего не сказала в ответ. Она продолжала молча тереть кастрюлю. Да пропади ты пропадом, злыдень! Дал же Бог братца!

 Татьяна была на тринадцать лет старше Кабана.

 Она помнила, когда мать привела в дом здоровущего дядьку, как оказалось – недавно освободившегося из лагеря. Мама объявила Танюше, что теперь это будет её новый папа. Глупая, наивная женщина! Не понимала она, что в двенадцать лет человек уже почти взрослый.

 Новоявленный «папаша», бывший на десяток лет моложе своей жены, оказался настоящим тираном. Самый, что ни на есть, волк в овечьей шкуре – злой и хитрый. Девчонка боялась возвращаться домой после школы, особенно, когда мама работала в вечернюю смену. Ещё как-то сдерживающийся при супруге, наедине с Танюшкой отчим зверел. Он буквально истязал падчерицу за малейшую провинность: бил девчонку ремнём, запирал её в тёмном чулане, лишал ужина. Матюгом и тумаком «воспитывал» ребёнка поселившийся в их доме дядька.

 А перед сном, лёжа в своей кроватке, Танюшка мысленно разговаривала с отцом, погибшим на лесозаготовках два года назад. Девочка жаловалась папочке и просила помощи. Ведь никто не знал, как ей было плохо.

 Видно, есть на свете Бог. Года не прожил с ними новый «родитель». Замёрз в сугробе – по дороге домой, перепив бражки в гостях. После ходили слухи по посёлку о нелепой, случайной смерти отчима. И был-де не сильно пьяный, да и до дому-то идти – рукой подать. Мол, заблудился, глупец, в трёх соснах.

 И лишь Таня знала, что помог ей папка, спас свою доченьку милую. После похорон отчима явился отец девочке в ночь под утро и рассказал всё. Как глаза отвёл извергу, как «водил» его до изнеможения, и как пел ему злую колыбельную, усыпляя на веки вечные ледяным дыханием. Никому Таня не сказывала об этом чудном сне. Но знала она – так и было!

 Да только успел нелюдь оставить после себя семя: забрюхатела мамка. А потом родила мальчика. Всем - на беду, себе - на гОре. Ох, и выродок! Копия батьки – родитель вылитый.

 С двенадцати годов маму бить начал. Таня к тому времени уже шесть лет как замужем была, жила с семьёй у мужниных родителей. До поры ничего не знала.

 А раз пришла к матери – у той синяк под глазом. Как, почему? Молчит мамка, только плачет. Но потом прорвало её. За что же мне, говорит, такое наказание-то? Уж, я ли его не лелеяла, не холила? Последнее сыночку отдавала – и вот она, расплата. Глумится над матерью, бьёт, деньги отбирает.

 Таня к участковому побежала – против воли матери. Евгений Петрович, царство ему небесное, в ответ: я тоже об этом слышал, да ничего сделать не могу. Разговоры к делу не пришьёшь. Бумагу надо. А мамка заявление писать наотрез отказывалась. Жалко ей кровиночку, видите ли. Так и терпела – пока не посадили урода. Ещё поездила к нему на свидания два года, передачи повозила. И вдруг – беда! Разбил матушку инсульт. До пятидесяти не дотянула.

 Таня похоронила маму рядом с папкой. Пусть хоть после смерти снова вместе будут! Веня памятник поставил – всё честь по чести. А потом, на семейном совете, решили переехать в мамкин дом. Стали домОвничать отдельно, благодать! Свекровь не пилит, Веня со старым по пустякам не ругается. Сами себе хозяева, одним словом. Три года жили, не тужили. Пока выродок не освободился. Словно родитель проклятый с того света вернулся! Терпели они с Веней, да Юлькой, сколько могли. Потом решили – съезжать пора, не будет здесь жизни больше. Решили вернуться к свёкру со свекровью. Да только не успели, дождались беды.

 Пошла дочка в баню – одна, без матери. Выждал момент братец, выследил, да и заскочил в баньку, пока родители в доме были. Подняла девка визг, на двор выскочила, в чём мать родила. Веня это увидал, озверел, схватил вилы, да на братца в атаку.

 Ох, улепётывал Кабан от него! Куда и гонор весь подевался? Испугался дюже, когда увидел, что шурин вилами его проткнуть хочет. Бежал по улице от Вени – аж пятки сверкали!